Военное и военно-техническое сотрудничество Китая с Пакистаном носит стратегический характер. Фото с сайта www.81.cn

Западная часть Китая до сих пор остается слаборазвитой периферией страны, труднодоступной географически, да еще и населенной национальными меньшинствами с сильными сепаратистскими настроениями. Но в последнее время геополитическая роль этого региона для Пекина очень сильно выросла.

ВРАГ МОЕГО ВРАГА

Поглотив в 50-е годы Синьцзян-Уйгурский автономный район (СУАР) и Тибет, Китай оказался в состоянии территориального и этноконфессионального конфликта с Индией, переросшего в 1962 году в короткую пограничную войну, выигранную Китаем. После этого в полном соответствии с принципом «враг моего врага – мой друг» главным стратегическим союзником Пекина стал Исламабад. В частности, Китай сразу начал поставлять Пакистану оружие. За вторую половину 60-х и в 1970 году Китай успел передать Пакистану 750 танков Туре 59 и 50 легких танков Туре 63, более 400 орудий, 4 бомбардировщика Н-5 (китайская копия советского Ил-28) и 72 истребителя J-6 (МиГ-19). Правда, Пакистану это не помогло, он потерпел тяжелое поражение в войне с Индией в декабре 1971 года, в результате чего потерял свою восточную часть, которая стала независимой Бангладеш.

В конце 60-х западная граница превратилась для Китая в еще один «фронт» противостояния с СССР – вплоть до пограничного конфликта около озера Жаланашколь, впрочем, гораздо менее кровопролитного, чем на Даманском.

Видимо, потому, что данный регион был периферией не только для Пекина, но и для Москвы.

В 70-е годы Китай продолжал развивать дружбу с Пакистаном, в том числе в военной области. Пакистан получил за этот период более 100 танков Туре 59, около 400 орудий, до 250 истребителей J-5 и J-6, 20 сторожевых и торпедных катеров. Кроме того, хотя Бангладеш была создана Индией, Китай почти сразу ее «перехватил», начав втягивать в свою сферу влияния и тоже продавать ей оружие: до 50 истребителей J-6 и учебных самолетов CJ-6. Таким образом, Пекин уже тогда начал проводить политику стратегического окружения Индии.

В 80-е годы Китай стал важнейшим участником антисоветской коалиции в Афганистане. Не менее половины наших военнослужащих, погибших в этой стране, было убито именно из китайского оружия. Естественно, еще больше укрепилось сотрудничество Китая и Пакистана. От Пекина в этот период Исламабад получил до 800 танков Туре 59, 52 штурмовика Q-5 и сотню истребителей J-7 (МиГ-21), дивизион ЗРК HQ-2 (С-75), до 100 ПЗРК HN-5А («Стрела-2»), 8 ракетных катеров. В самом Пакистане по китайской лицензии было собрано 45 122-мм РСЗО «Азар» (китайские Туре 83).

Продолжал Китай развивать сотрудничество и с другими странами Южной Азии. В 80-е годы Индия, создавшая Бангладеш, из списка поставщиков оружия этой стране исчезла и больше в нем не появлялась. Зато Китай стал здесь почти монополистом. К почти сотне J-6 и CJ-6 добавились 16 штурмовиков Q-5 и 20 истребителей J-7. Бангладеш также получила от Китая фрегат проекта 053, около 30 ракетных, торпедных и сторожевых катеров, свыше 70 танков, не менее 50 БТР, 20 орудий Туре 54-1. Для более плотного окружения Индии Китай «зашел» на Шри-Ланку, где в это время разгоралась гражданская война. От него Шри-Ланка получила 10 БТР Туре 63, 8 транспортных самолетов и 7 сторожевых катеров проекта 062 «Шанхай».

ОБСТАНОВКА МЕНЯЕТСЯ

С распадом СССР ситуация в регионе заметно изменилась. В Китае уже полным ходом шли экономические реформы, что позволило ему быстро приступить к экономической, а заодно и демографической экспансии в страны Центральной Азии. Кроме того, в полном соответствии с национальной традицией, всем трем граничащим с ним новым странам Пекин предъявил территориальные претензии. Именно для их урегулирования и была создана Шанхайская организация сотрудничества (ШОС). Пограничные вопросы в целом были урегулированы (разумеется, в пользу Китая), после чего ШОС была не распущена, а успешно превращена Пекином в инструмент своей дальнейшей экономической экспансии в регион.

Китай продолжил укреплять сотрудничество со странами Южной Азии. В Пакистане начался выпуск по китайской лицензии ПЗРК «Анза», а затем – танков Туре 85II. Напрямую было поставлено 250 танков Туре 69, около 100 орудий, 40 истребителей J-7, 6 транспортных самолетов Y-12, различное авиационное и корабельное вооружение. Благодаря этим поставкам Пакистан смог перепродать в Бангладеш 40 истребителей J-6, которые стали ему не нужны. От самого Китая Бангладеш получила не менее 50 танков Туре 69, не менее 60 орудий, до 50 ПЗРК HN-5А, 4 учебно-боевых самолета JJ-7, 2 ракетных и сторожевой катера. Шри-Ланка, где гражданская война приняла крайне ожесточенный характер, получила от Китая 25 танков Туре 59, 50 БМП и БТР, 36 152-мм орудий Туре 66, 4 транспортных самолета, 9 сторожевых катеров и десантный корабль.

В самом Китае в середине 90-х возникло Исламское движение Восточного Туркестана (ИДВТ), выступающее за независимость СУАР. Как ни странно, в стратегическом плане это пошло Китаю лишь на пользу. В Пекине очень быстро поняли, насколько удобна всемирная тенденция, когда под предлогом борьбы с терроризмом можно подавлять любую оппозицию внутри страны и проводить интервенции против враждебных государств и организаций за ее пределами.

При этом Китай традиционно находится в прекрасных отношениях со всеми странами, являющимися настоящими организаторами и спонсорами суннитского исламского радикализма – Пакистаном, Турцией и аравийскими монархиями, особенно с главной из них, Саудовской Аравией. Из-за этого, в частности, он до последнего времени занимал нейтральную позицию в отношении гражданской войны в Сирии. Дружба со спонсорами терроризма сама по себе очень сильно снижала уровень террористической угрозы для Китая, делая для него «борьбу с терроризмом» в первую очередь политическим лозунгом, а не повседневной практикой.

В практическом плане для Китая то, что традиционно понимается под борьбой с терроризмом, сводится именно к противостоянию с ИДВТ. В этом противостоянии Пекин сочетает собственно силовое подавление ИДВТ, причем в предельно жестких формах, «китаизацию» СУАР, то есть переселение туда максимального количества ханьцев, и значительные дотации для этого региона. До какой степени эта борьба является успешной, определить крайне сложно. С одной стороны, масштабы уйгурского терроризма не слишком велики, с другой стороны, Пекину не удается полностью его подавить.

Существуют обоснованные предположения, что Пекин крайне нервно относится к действиям ИДВТ потому, что в его действиях доминирует не исламский экстремизм, а этнический сепаратизм. Исламская составляющая ИДВТ намеренно педалируется Пекином для международной легитимации подавления этой структуры. Впрочем, сейчас вообще сложно понять, насколько ИДВТ сильна и самостоятельна (количество боевиков в этой структуре, видимо, не достигает даже 500 человек), очевидно лишь то, что реальной угрозы отрыва СУАР от КНР она совершенно не создает (хотя бы из-за малочисленности уйгуров по сравнению с ханьцами даже в самом СУАР, не говоря уж о Китае в целом), зато дает Пекину прекрасный предлог для активизации действий на своем западе.

ВОЗРОСШАЯ РОЛЬ ПАКИСТАНА

В ХХI веке значимость собственного запада, а также примыкающих к нему Центральной и Южной Азии для Пекина резко возросли. КНР все больше зависит от поставок сырья из Африки, с Ближнего Востока и из самой Центральной Азии. С другой стороны, именно в западной части Китая начинается важнейший геополитический, а сейчас уже по сути идеологический проект Пекина – «Новый шелковый путь», затем переименованный в «Один пояс – один путь» (ОПОП).

Ключевым союзником Пекина в регионе, разумеется, остается Исламабад. После 2000 года Китай напрямую продал Пакистану около 150 буксируемых орудий, 10 ЗРК FM-90 и 3 LY-80, 50 ПЗРК FN-6, не менее 20 зенитных орудий, 60 истребителей J-7, 4 самолета ДРЛО, 3 боевых вертолета WZ-10, 6 многоцелевых вертолетов, боевые беспилотники, различное авиационное и корабельное вооружение. При этом активно развивается совместное и лицензионное производство техники. Главными совместными проектами являются выпуск в Пакистане танков Туре 90-2 (под названием «Аль-Халид») и истребителей JF-17. Кроме того, полностью или частично в Пакистане собираются или строятся китайские учебные самолеты К-8, РСЗО А-100, ПТРК HJ-8 (под названием «Бактар Шикан»), разведывательно-ударные беспилотники СН-3, фрегаты и корветы нескольких типов. Предполагается приобретение Пакистаном восьми новейших китайских ПЛ с воздухонезависимыми энергоустановками (ВНЭУ), из которых четыре будут построены в самом Пакистане. Вооруженные силы Китая и Пакистана постоянно проводят крупномасштабные совместные учения.

При этом именно через Пакистан проходят важнейшие для Китая транспортные коридоры.

Глубоководный порт Гвадар на крайнем юго-западе Пакистана был построен при содействии Китая и формально введен в эксплуатацию в 2007 году. Однако из-за отсутствия ведущих к порту наземных коммуникаций до 2013 года реальная эксплуатация порта не велась. В феврале 2013 года Гвадар был передан в ведение китайской управляющей компании Chinese Overseas Port Holdings Limited.

Фактическая коммерческая эксплуатация порта началась лишь 13 ноября 2016 года. При этом пакистанская провинция Белуджистан подписала соглашение с Китаем о предоставлении 9,23 кв. км земли на создание экономической зоны в районе морского порта Гвадар. Китай должен построить экспортную зону и международный аэропорт, а также разветвленную транспортную систему, которая соединит главные объекты зоны. Пакистан, в свою очередь, обязуется привлечь от 10 до 25 тыс. мужчин для обеспечения безопасности порта и экономической зоны. Ведется строительство транспортного коридора из Гвадара через весь Пакистан на северо-восток до границы с КНР. Этот коридор должен стать важнейшей составляющей ОПОП. Кроме того, коридор через Пакистан позволяет в несколько раз сократить сроки доставки различных грузов (включая энергоносители) с Ближнего Востока и из Африки на территорию Китая и обратно (причем не только по морю, но и по суше). В данном случае имеет место не только чисто экономическая выгода, но и повышение устойчивости внешних коммуникаций, идущих в Китай, в случае обострения международной обстановки и перекрытия ВМС США Малаккского пролива и Южно-Китайского моря. Кроме того, Гвадар становится важнейшей базой ВМС НОАК. Он обеспечивает базирование одновременно четырех ПЛ и восьми надводных кораблей любого класса. В 120 км к востоку от Гвадара находится ВМБ Пасни, там могут базироваться корабли не крупнее фрегата. Гвадар и Пасни соединены скоростной автомагистралью. По-видимому, в ближайшее время произойдет официальное оформление Гвадара как второй зарубежной базы НОАК (первая создана в Джибути).

Правда, в результате всего этого военно-гражданского строительства внешние долги Пакистана выросли настолько, что он утратил способность по ним платить и обратился за срочной помощью к МВФ. Излишне говорить, что большая часть долгов приходится на Китай, который даже важнейшему ближайшему стратегическому союзнику ничего прощать не собирается, он лишь еще больше его закабаляет. Таков стиль поведения Пекина, исключений из которого не бывает никогда и ни для кого.

В ДОЛГАХ КАК В ШЕЛКАХ

Вооруженные силы Бангладеш получили в последнее время из Китая около 300 танков (в том числе 44 Туре 90-2, являющихся экспортным вариантом китайского Туре 96, а также модернизированные Туре 59 и Туре 69, уже принадлежавшие армии Бангладеш), около 100 орудий и РСЗО, 2 ЗРК FM-90, более 300 различных ПЗРК, около 20 истребителей J-7, 2 ПЛ проекта 035G, 8 фрегатов и корветов, значительное количество авиационного и корабельного вооружения. При этом Дакка предоставила крупнейший порт Читтангонг для базирования и снабжения кораблей и судов ВМС НОАК.

Шри-Ланка в 2000-е годы пережила кульминационную фазу гражданской войны. От Китая она в этот период получила более 200 различных БТР, 4 истребителя J-7, более 20 транспортных и учебных самолетов. После окончания войны Китай построил в этой стране порт Хамбантота, при этом оплатить строительство Шри-Ланка не смогла и отдала порт и 15 тыс. акров земли вокруг него Китаю на 99 лет (теперь он используется китайцами как в коммерческих, так и в военных целях).

Активно покупает Китай и Мальдивы, также строя там различные объекты инфраструктуры и вытесняя с островов Индию.

Очень похожая ситуация складывается в Центральной Азии – страны этого региона уже сейчас в долгах как в шелках у Пекина и вынуждены расплачиваться недрами, предприятиями, а в каких-то случаях, видимо, территориями.

Так Китай построил своими силами на свои деньги газопровод из Туркмении в СУАР. За это Ашхабад расплачивается тем самым газом, который течет в Китай по этому газопроводу. То есть, по сути, Туркмения не получила вообще ничего. Отчасти вследствие этого богатейшая страна оказалась в тяжелом экономическом кризисе, который продолжает углубляться и быстро переходит в кризис социальный. Союз с Пекином вместо ожидаемого процветания привел страну к разорению. Зато Ашхабад приобрел у Пекина как минимум по одному дивизиону ЗРС HQ-9, KS-1A и ЗРК FM-90, несколько разведывательно-ударных беспилотников СН-3 и WJ-600, а также различное вооружение для них.

В Таджикистане несколько китайских компаний в качестве оплаты за строительство ТЭЦ и автодорог получили право на разработку шести месторождений золота, причем условия для китайцев оказались гораздо выгоднее, чем если бы был подписан обычный равноправный коммерческий контракт. Надо отметить, что построенные китайцами в Таджикистане дороги самому Китаю нужны как минимум не меньше, чем Таджикистану, поскольку являются элементом ОПОП. Компания из Гонконга будет продавать в Китае и других странах воду из таджикского озера Сарез. Общая сумма долга Таджикистана Китаю приближается к 1,5 млрд долл. – огромная сумма для очень слабой таджикской экономики (ВВП около 28 млрд долл.). Имеются сведения о том, что Таджикистан уже расплачивался с Китаем и территорией, причем речь идет не менее чем о тысяче квадратных километров. «В утешение» от Пекина Душанбе получил как минимум 11 БТР (5 гусеничных YW-531H, 6 колесных WZ-523) и 4 бронеавтомобиля ZFB-05 (для ВВ МВД).

Чрезвычайно велика экономическая, в том числе долговая зависимость от Китая у Киргизии, эта зависимость уже становится мощным внутриполитическим фактором.

В более сильных в экономическом плане Казахстане и Узбекистане ситуация не столь драматична, но и сюда китайская экспансия идет очень быстро. Интересно, что и в эти страны начались поставки китайского оружия. Узбекистан приобрел дивизион ЗРС HQ-9, Казахстан – два разведывательно-ударных БЛА «Вин Лун», предполагается закупка трех транспортных самолетов Y-8F (один из них уже прибыл в Казахстан).

ВОЕННАЯ КОАЛИЦИЯ И БОРЬБА

С ТЕРРОРИСТАМИ

Вполне естественно, что экономическое влияние Пекина в регионе перерастает в военно-политическое. Так, в начале августа 2016 года Китай, Таджикистан, Пакистан и Афганистан заявили о создании коалиции для усиления борьбы с терроризмом и укрепления стабильности в регионе. Данное решение было принято по итогам совещания начальников штабов ВС четырех государств в городе Урумчи, столице СУАР.

В рамках коалиции предполагается создание четырехстороннего механизма для обмена разведданными и совместной подготовки кадров с целью борьбы с терроризмом. Участниками четырехсторонней группы предусматривается обмен информацией, наращивание потенциала борьбы с терроризмом, проведение совместных антитеррористических учений и образовательных семинаров, принятие коллективных решений по вопросам контртеррористической стратегии и практики с возможностью консультаций с каждой из четырех сторон. Таким образом, Китай добивается более высокой координации усилий с соседними государствами для борьбы с «тремя силами зла», как в КНР называют экстремизм, терроризм и сепаратизм, в первую очередь – с ИДВТ. Именно Китай был инициатором создания коалиции.

С тех пор ежегодно проводится как минимум одно совещание начальников генштабов четырех стран. Также регулярно проводятся совместные учения армий и пограничных войск этих стран, в том числе двусторонние китайско-таджикские.

Соглашение вполне может стать лишь первым шагом к созданию полноценного военного блока. При этом более чем очевидно, что безусловным лидером блока будет Китай, чей экономический, демографический и военный потенциалы на несколько порядков превосходят таковые остальных членов блока вместе взятых.

Пребывание Пакистана в одной коалиции с Китаем представляется абсолютно естественным, о чем говорилось выше. Гораздо примечательнее участие в ней Афганистана, который с 2001 года считается однозначно проамериканским и официально входит в число основных союзников США вне НАТО, и Таджикистана, который считается однозначно пророссийским, входит в ОДКБ и является потенциальным кандидатом в Евразийский союз. Необходимо отметить, что члены ОДКБ не должны входить в какие-либо другие военные союзы. Кабул и Исламабад до сих пор находились в очень плохих, порой откровенно враждебных отношениях между собой, Вашингтону так и не удалось их примирить. По-видимому, Пекину это удается гораздо лучше, именно ему удалось свести Афганистан и Пакистан в рамках одной коалиции. В данном случае, видимо, очень большую роль сыграла экономическая помощь Афганистану со стороны Китая, то есть Пекин в полном соответствии со своими традициями просто «покупает» Кабул, чтобы тот действовал в китайских интересах.

Интересно, что США в тот момент одобрили создание коалиции четырех стран, о чем сообщил тогдашний представитель американского госдепартамента Марк Тонер. «Мы считаем это позитивным», – ответил Тонер, добавив, что «перед ними стоит много задач, многое предстоит сделать».

В отличие от США, Россия официально никак не отреагировала на создание коалиции в Урумчи, на неофициальном же уровне было однозначно констатировано, что происходит утрата Россией влияния в Центральной Азии. Пекин в очередной раз воспользовался проблемами Москвы для подрыва ее позиций в различных регионах мира и укрепления собственных позиций за счет российских.

При этом именно маршрут ОПОП через Центральную и Южную Азию особо подчеркивает его антироссийский характер, поскольку идет в обход России и становится конкурентом трансконтинентальным коммуникациям, проходящим по российской территории.

Основной угрозой для функционирования ОПОП в данном регионе являются неконтролируемые группировки исламистов. Именно в этом контексте четырехсторонняя коалиция под руководством Пекина будет заниматься борьбой с терроризмом. При этом надо иметь в виду, что талибы (движение «Талибан» признано в России террористическим, и его деятельность запрещена. – «НВО») в значительной степени контролируются Исламабадом. Пекину необходимо добиться усиления этого контроля и использования талибов для борьбы против «халифатчиков». В последнее время Пекин установил с талибами собственные контакты через Катар и Саудовскую Аравию.

Необходимо отметить, что благодаря вышеупомянутым связям со спонсорами суннитского терроризма Китай до последнего времени избегал реальных угроз с их стороны. Однако действия России в Сирии привели к распаду антиасадовской коалиции и к подрыву внешней базы финансирования террористов. Это, по-видимому, привело к утрате любого внешнего контроля над последними и к переходу их к полностью самостоятельным действиям в соответствии с провозглашенными целями и идеологией.

Скорее всего, именно этим объясняется то, что в марте 2017 года в адрес Пекина впервые прозвучали угрозы со стороны «халифатчиков». На размещенном в Интернете видеоролике были показаны уйгуры, проходящие подготовку в лагере боевиков в Ираке и обещающие Китаю «реки крови». На данный момент эти угрозы не перешли ни в какие практические действия, но, разумеется, не могли не встревожить китайские власти. Сразу после этого в ходе сессии Собрания народных представителей СУАР был принят «Список мер по борьбе с экстремизмом» в этом регионе. В список вошли «15 проявлений экстремизма», запрещенных на территории автономного района. Среди них – ношение хиджаба женщинами и «аномально большой» бороды мужчинами, публичные отказы от просмотра государственного телевидения. Кроме того, отныне под запретом совершение брачных и траурных церемоний по религиозным обычаям (вместо светских), противодействие государственной политике по контролю над рождаемостью, препятствование детям посещать государственную школу, намеренное повреждение паспорта, документов о регистрации или китайской валюты. Все эти запреты объясняются тем, что «религиозные силы не должны вмешиваться в светскую жизнь населения».

На самом деле борьба с исламскими практиками среди уйгуров началась до принятия этого списка. Например, летом 2014 года власти КНР запретили учащимся школ и вузов, а также государственным служащим, проживающим в СУАР, следовать традициям священного месяца Рамадан. С 2015 года уйгурам запрещено давать детям такие имена, как Ислам, Коран, Мекка, Джихад, Имам, Саддам, Хадж и Медина. В случае нарушения запрета дети не получат доступа к государственным системам здравоохранения и образования. С 2016 года в СУАР у практикующих мусульман конфискуют Кораны, другую религиозную литературу, молитвенные коврики и предметы, которые, как полагают, являются орудиями терроризма, включая легковоспламеняющиеся предметы и ножи. Конфискации подлежат даже религиозные материалы, ранее санкционированные государством. Кроме уйгур запреты касаются проживающих в СУАР казахов и киргизов. При этом все указанные меры не распространяются на дунган, также исповедующих ислам, но этнически близких к ханьцам. Пекин в последнее время официально признал существование концлагерей для мусульман в СУАР, называя их «специальными учебно-тренировочными центрами», где «занимаются идеологическим воспитанием, помогают привести в порядок мысли, исправить поведение, выучить государственный язык».

Подобные меры означают дискриминацию граждан страны одновременно по национальному и религиозному признаку, то есть, по сути, подавление инакомыслия. Можно сравнить это с антитеррористической практикой в России, где ведется борьба против салафитского (ваххабитского) направления суннитского ислама, но ни в коем случае не против ислама вообще и тем более не против представителей какой-либо национальности. Однако серьезный приток исламских боевиков в СУАР затруднен хотя бы по причинам чисто географического характера. Кроме того, при необходимости руководство КНР предпримет сколь угодно жесткие силовые меры против исламских радикалов, полностью игнорируя внешнюю реакцию (даже максимально негативную) на свои действия.

СТРАТЕГИЧЕСКОЕ ОКРУЖЕНИЕ

Процесс создания нового союза под китайским руководством наносит сильнейший удар по позициям Индии, которая и так уже давно находится в стратегическом окружении: все граничащие с ней страны являются либо самим Китаем, либо его союзниками. Дели возлагает большие надежды на союз с Кабулом, что должно было обеспечить Индии «прорыв» этого окружения и, в свою очередь, стратегическое окружение Пакистана, своего основного непосредственного противника. Кроме того, Дели давно пытался установить максимально тесные отношения с Душанбе, даже шла речь о создании в Таджикистане базы ВВС Индии. Коалиция, созданная в Урумчи, полностью разрушает эти планы и делает окружение Индии с западного направления полным и абсолютным. К тому же обмен разведывательной информацией в рамках коалиции (по крайней мере – между Китаем и Пакистаном) заведомо будет направлен не только против исламистов, но и против Индии.

Если созданная в Урумчи коалиция перерастет в полноценный военный блок, это станет совершенно новым шагом во внешней политике Пекина, поскольку до сих пор ни в каких военных блоках он принципиально не участвовал (ШОС военным блоком не является, причем именно благодаря китайским усилиям). Впрочем, будет вполне логично, что КНР станет членом того военного блока, который создан по ее инициативе и под ее руководством, другие варианты для Пекина неприемлемы. Создание подобного блока нанесло бы сильнейший удар по позициям России и Индии в данном регионе, но практически никак не затронуло бы интересы США.

Однако можно предположить, что превращение коалиции в блок станет достаточно затяжным процессом, Пекин будет действовать в характерной для себя манере «переходить реку, нащупывая камни», то есть не совершать резких и необдуманных шагов. В первую очередь это будет касаться именно военной составляющей коалиции, долгое время она будет оставаться в рамках совместных учений, подготовки кадров и обмена разведывательной информацией.

Принципиальным шагом станет размещение китайских военных контингентов за пределами страны не под эгидой ООН. Очевидно, что такой шаг будет сделан именно в рамках обсуждаемой четырехсторонней коалиции (скорее всего, под предлогом «борьбы с терроризмом», в реальности – для охраны ОПОП) и будет означать окончательное превращение Китая в глобальную державу с глобальными геополитическими амбициями. А регион Центральной и Южной Азии окажется под таким же полным контролем Китая, как и Юго-Восточная Азия («Китайская вотчина», «НВО», 20.07.18).          

Источник: ng.ru