Балерина Ольга Хохлова вернула новатора
Пикассо к цельности форм. Фото автора
Пикассо можно назвать художником Пушкинского музея – начиная с того, что здесь в 1956-м Илья Эренбург организовал его ставшую этапной для СССР выставку, перед открытием которой произнес те самые слова про «вы ждали этой выставки 25 лет, подождите теперь спокойно 25 минут». Из относительно недавних, конечно, вспомнится ретроспектива 2010-го из коллекции Национального музея Пикассо в Париже. Только что завершился камерный показ рисунков к «Авиньонским девицам» из Дома-музея Пикассо в Малаге. Выставка «Пикассо & Хохлова» объединила работы и архивные документы из парижского Национального музея Пикассо, где была показана в прошлом году, и из Фонда поддержки искусства Альмины и Бернара Руис-Пикассо в Мадриде. После Москвы экспозицию повезут в Музей Пикассо в Малаге, а затем в мадридский Культурный центр Кайша.
Балерина Ольга Хохлова вернула новатора Пикассо – впрочем, в духе разворота самой эпохи к неоклассической стилистике – к цельности форм. Они познакомились в Риме благодаря дягилевским «Русским балетам» в 1917-м, который навсегда разлучил ее с оставшимися в Российской империи родными. Конкретно – во время работы над балетом «Парад», и здесь показывают в том числе фотокарточку с занавесом, над которым трудятся – на котором сидят – Пикассо с ассистентами. Разъедутся художник с Хохловой в 1935-м, в том же году у него родится дочь от Мари-Терез Вальтер, с которой он познакомился еще в 1927 году.
Кураторы – главный хранитель Национального музея Пикассо в Париже Эмилия Филиппо, историк искусства и директор галерей Хантер-колледжа Жоаким Писсарро, внук Пикассо, сооснователь и сопредседатель Фонда поддержки искусства Альмины и Бернара Руис-Пикассо в Мадриде и президент Музея Пикассо в Малаге Бернар Руис-Пикассо и старший научный сотрудник отдела искусства стран Европы и Америки XIX–XX веков ГМИИ Алексей Петухов – взяли эмоциональный ракурс, показывая, и что часто невозможно рассматривать творчество художника в отрыве от его биографии, и что гениальность в искусстве часто сопровождается жестокостью в жизни. Простые вроде бы мысли, но сложенные в цельный сюжет с завязкой-кульминацией-развязкой, между которыми, если мерить работами Пикассо – пропасть.
Белый зал отдан гармонии, он открывается портретом задумчивой Ольги в мантилье и завершается портретами маленького сына Поля – настоящими парадными по размеру образами, но образами мальчика то в костюме Пьеро, то в костюме Арлекина (с которым ассоциировал и сам себя Пикассо), то сына на лошадке. Первенца и единственного с Хохловой ребенка Пикассо дает с нескрываемым, каким-то «зефирным» восторгом, представляя нового героя своего творчества по-кукольному.
Ольга в их лучшее с Пикассо время на его холстах всегда задумчива и отстраненна. На хрестоматийном «Портрете Ольги в кресле» 1918-го она – словно «в роли», с веером в руках, но держит не только веер, а и дистанцию (когда сравниваешь картину с фотографией, по которой она была написана, видно, что и там Ольга напряжена, и даже кажется, что Пикассо чуть сгармонизировал образ). На портрете «Задумчивая Ольга» 1923-го она нежна и грустна. Кажется, для художника в образе жены одно из главных – выразительность глаз. Пикассо пишет «бескостные» пальцы, так что в руках – только общий камертон мягкости линий и облика, губы (особенно на портрете Ольги в кресле) он будто «наклеивает», они не несут характеристики образа – не говорят в прямом и переносном смысле слова.
Вход в Белый зал «фланкирован» расшитым креслом, символом уюта, и огромным сундуком. Внук художника Бернар Руис-Пикассо пишет, что в этом сундуке он нашел фотографии и перевязанные лентами письма на французском и русском – архив Ольги Хохловой времени их с Пикассо жизни, собранный после ее кончины в 1955-м сыном. Собственно, письма (жаль, что они не перепечатаны, поскольку часто трудно разобрать почерк), в том числе печалившие ее письма от родных из постреволюционной державы, и фотографии насквозь «сшивают» выставку «стежками». Встраивая в хронологию тематические разделы – «Муза и модель», «Меланхолия», «Смена декораций», «Материнство», «Поль», «На экране», «Цирк», «Превращение», «Корриды и Распятия», «Мастерская», «Эрос и Танатос», – кураторы дают здесь еще три сквозных «вектора». Это Ольга, а затем и Мари-Терез глазами художника, Ольга на фотографиях и в видеохронике.
На фотографиях Хохлова часто, что называется, опять-таки в образе; на видео – то ли в образе, но в другом, то ли, напротив, естественна – легка и весела в домашнем кругу. Главная трансформация – в глазах Пикассо. От гармоничных форм, где Ольга дистанцирована, но дает импульс для дальнейших обобщений с неоклассической стилистикой (когда, к примеру, он пишет вариации – не с женой, а обобщенно – на тему материнства), к сюрреализму, в котором выявляются и метания, и фобии Пикассо, в котором он ломает форму тела (как, вероятно, ломал Ольгу психологически), наконец, в котором начавший тяготить художника союз выливается в его ощущение агрессии женских тел, одновременно – в очевидную художническую агрессию по отношению к ним. Даже «Поцелуй» 1931 года – не нежность, а скорее продолжение начатой Мунком темы «Крика», – у Пикассо – два зубастых оскала антропоморфных существ.
В 1935-м у Пикассо начался кризис, и он даже оставил на год живопись. В 1937 году шок от бомбардировки Герники «вытолкнет» сюрреализм художника на новый уровень. Но это уже за рамками выставки.
Источник: