Леонид Бежин.
Разговорные тетради
Сильвестра С. –
М.: АСТ, 2019. – 350 с.
Роман Леонида Бежина – о музыке для Бога. Главный герой – композитор Сильвестр Салтыков – изучает знаменный распев, форму старинного русского богослужебного пения. Ему удается создать Систему гармонизации знаменного распева – некий абсолют духовной музыки, «истину музыкального языка, с помощью которого можно разговаривать с Богом».
Форма романа – записи разговоров Сильвестра и других персонажей (вымышленных и реальных). Эти записи Салтыков привык вести с детства как своеобразную форму дневника. В целом текст – сложная мозаика из разнородных фрагментов: помимо непосредственно тетрадей он содержит комментарии и размышления ученика Салтыкова, ставшего обладателем тетрадей, от лица которого и ведется повествование.
Роман погружает читателя в музыкальный мир 1930–1940 годов и по обилию подробностей является фактически масштабным исследованием. Среди его действующих лиц – композиторы, пианисты, искусствоведы: Сергей Прокофьев, Дмитрий Шостакович, Николай Мясковский, Мария Юдина, Генрих Нейгауз, Александр Габричевский и другие.
Также роман дает представление непосредственно о знаменном распеве и «крюковой нотации», использовавшейся для ее записи.
Как и другие тексты Леонида Бежина, «Разговорные тетради Сильвестра С.» по сути представляют собой искусный словесный орнамент. Это сочная, насыщенная проза; тщательность отделки можно назвать прямо-таки флоберовской: «Они встречались, а если встретиться не удавалось, то переписывались, используя для этого все ту же тетрадь, истрепанную, с выпадающими скрепами, стеариновыми пятнами на страницах (когда отключали свет, приходилось писать при свечах) и радужными разводами сырости. Тетрадь пряталась в тайнике, под крышей дровяного сарая, где раньше был кошачий лаз, но затем его забили фанерой, которая легко отгибалась, и можно было просунуть свернутую трубочкой тетрадь, только осторожно, чтобы не оцарапать о мелкие гвоздики руки. Сильвестру это всегда удавалось, а у Маши руки были вечно в царапинах, и, показывая их Сильвестру, она капризно жаловалась: «Ну вот, из-за тебя. Что я теперь скажу маме?»
Тема особого языка общения с Богом берет свое начало еще у первых христиан. Здесь можно вспомнить глоссолалию (дар языков) – явление, хорошо описанное историком Эрнестом Ренаном: это были «припадки экстатического словоизвержения вперемежку со вздохами, со стонами, с восклицаниями, с молитвой, с внезапными вспышками восторга… То была музыка души, выливавшаяся неопределенными звуками, – музыка, которую слушатели пытались выразить в образах и в словах с определенным значением. Лучше сказать, то была молитва Духа, обращенная к Богу на языке, известном только Богу и который только Бог может понимать».
Глоссолалия, однако, – это нечто спонтанное, хаотическое. В романе же идет речь о создании для выражения глубинных душевных движений гармонической музыкальной системы.
Согласно выводам романа, музыкальным языком общения с Богом может быть лишь церковное пение, поскольку, как объясняет один из персонажей, «голос всем инструментам царь, как человек царь всему творению. К тому же голос весь живой, поскольку из дыхания рождается и с душою связан. А инструмент что? Протез!»
Возможности создания такого музыкального языка автор видит в русской певческой традиции; идея эта поясняется в воображаемом разговоре Сильвестра Салтыкова с игуменом и создателем распевов XVI века Маркеллом Безбородым. Маркелл говорит, что «поют звуки, а выпевают Слово» и в знаменном распеве «Слово есть наиглавнейшее, и поэтому выпевают его строго в унисон». По его словам, распев – это литургия, это «и молитва, и икона, и даже ладан в кадильнице. Потому-то знаменный распев будет вечным».
Дальнейшее развитие знаменного распева, по мысли автора, – дело музыкантов, и занимались им композиторы, относящиеся к Московской школе духовной музыки, в частности Чайковский, Рахманинов, Мясковский. В романе анализируется ход этого развития.
Повествователь делает вывод о «двух искушениях» музыки в первой половине XX века – это джаз и серия. Знаменный распев мог бы стать в музыке «третьим началом» – духовным, а не техническим. Возможность такой перспективы и изучается в романе.
Вымышленная система Сильвестра Салтыкова становится завершением этой линии, достижением цели. Открытие становится для Сильвестра «переходом через бездну», за которой – «прозрачное, бездонное голубое небо, откуда его зовет Всевышний».
Источник: