Я долго думал над названием этой статьи, а, может быть, очерка. Дело в том, что у меня много написано о земле, где родился и вырос, и которую покидал много раз для поездок в длительные зарубежные командировки. И где бы я ни был, всюду мне приходили в голову рассказы, романы, стихи и поэмы и даже сказки для детей, в коих я, так или иначе, касался полюбившемуся на всю жизнь прекрасному уголку земли – Крыма. Что говорить, мне довелось побывать хоть далеко не во всех, но всё же во многих уголках земного шара, и о каждом я делился с читателями своими впечатлениями, отражавшими, понятное дело, что-нибудь не совсем обычное. Ведь то, что мы видим вокруг нас, для одних людей кажется заурядным, привычным, а для других – напротив – удивительным.
В Крыму я бываю каждый год. Во-первых, как уже упомянул, я там родился. Переехал в Москву ещё в далёкие советские времена, когда меня, молодого писателя, но ещё не вступившего в Союз, пригласили работать в книжном издательстве. Прошёл по конкурсу на должность заведующего редакцией, поменял ялтинскую квартирную двушку на такую же московскую, жена устроилась работать химиком на завод, а дочка поступила учиться в институт им. Ленина. Словом, омосквичились полностью. Но Крым, как же можно иначе, он притягивал к себе ежегодно. Менялись места работы, но не менялось отношение к Южному берегу Крыма, где прошли мои детство и юность в путешествиях по Крыму, к величественным зубцам Ай-Петри, к умиротворённой Медведь-горе и настороженным горам Кастель и Кошка, к шумливо беззаботно пенящимися весельем водопадам Учан-Су и Джур-Джур, отношение к приземистой разлапистой крымской сосне и местным великанам буку и грабу, гордо посматривающим на катящиеся далеко внизу бесконечно длинные то ласковые, то бурливые волны Чёрного по названию, но голубому под солнечными лучами и зеленоватому порой морю.
Не было случая, чтобы красоты Крымского полуострова не очаровывали меня по-новому и не казались необычными. И это можно было бы назвать обычным делом, если бы среди этих красот в этот раз не происходили весьма необычные события, о чём меня и тянет сегодня рассказать читателю, мечтающему побывать в этом благодатном уголке земли.
1.
Москва. За окном весна только-только началась, а я уже думаю о лете. Сижу за компьютером в интернете, выбираю санаторий крымского южнобережья для предстоящего отдыха. В прежние годы особенно не задумывался, а ехал в Ливадию, во всемирно известную здравницу, где лечили меня замечательно врачи и чудный воздух прекрасного парка с удивительными деревьями и кустарниками. Не зря же это место неподалеку от Ялты, но вблизи от моря, как бы в укромном уголке, было избрано царской резиденцией и был построен великолепный дворец, который после революции превратили в главный санаторий для крестьян и рабочих, что не помешало отдыхать здесь и Иосифу Сталину, а во время войны провести во дворце знаменитую Ливадийскую конференцию, где главы трёх великих держав Сталин, Рузвельт и Черчилль решали судьбу Европы после разгрома Германии.
Однако судьба не улыбнулась мне в этот раз с санаторием, в котором не только мне знакома была каждая тропинка, но и лечебный персонал, работники столовой, да и администраторы знали меня, как часто бывающего отдыхающего. А причина неулыбчивости судьбы меня неприятно поразила – санаторий по чьей-то воле был продан частному владельцу и прекратил своё существование в качестве лечебного учреждения. Теперь в Ливадии три гостиницы, одна из которых Спа-Отель, стоимость проживания в котором (оплаченная заранее стоимость не возвращается), включая только завтрак, за одни сутки составляет семь тысяч семьсот рублей. Я платил раньше за лечение и трёхразовое питание семьдесят тысяч за двадцать дней отдыха в одноместном номере с видом на море в чудесном третьем корпусе. Почувствуй разницу, читатель!
Ленинский Декрет «Об использовании Крыма для лечения трудящихся» утверждал генеральную линию новой власти: «Санатории и курорты Крыма, бывшие раньше привилегией крупной буржуазии, прекрасные дачи и особняки, которыми пользовались раньше крупные помещики и капиталисты, дворцы бывших царей и великих князей должны быть использованы под санатории и здравницы рабочих и крестьян». В июне 1925 года в самой торжественной обстановке под звуки «Интернационала» над бывшей резиденцией бывшего царя в Ливадии подняли красный флаг, и Нарком здравоохранения СССР Николай Семашко произнёс: «Товарищи, мы собрались сюда на торжественное открытие крупнейшего крестьянского санатория в царских дворцах. Где, когда в мировой истории, в какой стране бывал такой факт, чтобы во дворцы царей приезжали крестьяне для того, чтобы поправить своё расшатанное здоровье? Нигде, никогда, ни в одной стране мира».
Да, времена изменились: дворцы опять переходят в руки крупной буржуазии. Какой крестьянин может сейчас приехать отдыхать в Ливадию? За это ли наш народ проливал кровь и пот в революционные годы и во время Великой Отечественной войны?
2.
Погоревав о Ливадии и попутешествовав в интернете в поисках замены, я остановил свой выбор на санатории «Мисхор» в Гаспре, что в пятнадцати километрах от Ялты, где, как я знал, тоже замечательный парк, раскинувшийся над самым морем, а лечебная база соответствует моему сердечно-сосудистому профилю болезни. Обошёлся мне этот номер с подселением меньше трёх тысяч рублей в сутки, включая стоимость лечения и трёхразового питания. Ну, с питанием проблем не было. Человек я к еде не притязательный, тем более что в столовой «шведский стол» — бери, что хочешь, из того, что есть, а выбор достаточно богатый. Зал большой, светлый, и найти свободный столик не проблема, если прийти не к началу завтрака, обеда или ужина, а ближе к концу, когда очередь к многочисленным блюдам раздаточных столов сникает и можно спокойно разобраться, нужен ли тебе на первое борщ, рассольник, куриный бульон или суп фасолевый, какой ты предпочитаешь салат или рыбу на закуску, и что взять в качестве гарнира к курице – рис, картофельное пюре, гречку или вообще ограничиться овощным рагу, сдобренным сметаной. Чай зелёный и чёрный, кофе, каркаде, шиповник, кисель, естественно, присутствуют.
Кстати, при входе в обеденный зал, у стойки, где делают отметки в курортной книжке о посещении, меня радостно окликнула, здороваясь, молодая красивая девушка. Это оказалась моя знакомая Леночка, работавшая в столовой Ливадии, а теперь по причине закрытия санатория, перешедшая сюда. Приятный, конечно, сюрприз, и я подарил ей на память свою новую книжку. Её, как мне подумалось с долей благородной зависти, ухажёр, высокий чернобровый парень Николай, тоже перешёл в «Мисхор» из Ливадии и работает здесь же официантом. Но в ответ на мой нескромный вопрос девушка смущённо ответила, что о женитьбе пока речь не велась.
В столовой мне врачом назначен был общий стол. Не знаю, чем руководствовались в Ливадии, но там мне почему-то назначалась диета, и в обед выдавался пакетик с дополнительной едой, которую я с удовольствием поглощал, находясь на пляже в промежутке между обедом и ужином. Здешний врач…
При регистрации в санаторий меня направили к 11 часам утра в кабинет заведующего терапевтическим отделением. На двери кабинета висела табличка, извещающая о том, что до 11 часов врач ведёт лечебный приём. Ровно в 11 я постучал в дверь и вошёл. За столом в белом халате сидел молодой худощавый человек, лет тридцати. Он недовольно посмотрел на меня и бросил:
— Вы же видите, что табличка на двери ещё не снята, чего заходите?
Я, разумеется, не знал правила входа после снятия таблички, но вежливо поинтересовался:
— Мне выйти?
— Раз вошли, то садитесь уж, — буркнул врач.
Такое начало не предвещало ничего хорошего. Взяв у меня курортную карту, медицинский начальник, иначе назвать его у меня язык не поворачивается, бегло просмотрел написанное, раскрыл мою санаторно-курортную книжку и стал вписывать назначение процедур: массаж, ванны, ароматерапия, лазеротерапия. Попутно поинтересовался, имеются ли жалобы.
Я сказал, что никаких жалоб нет, кроме того, что повышается иногда по вечерам давление и пять лет назад был инсульт.
— Об этом ничего в курортной карте не написано, — возразил доктор.
Я вспомнил, как выписывали карту в Московской поликлинике. Терапевт, к которому я пришёл на приём, спросил, за чем я явился, и, услышав, что мне нужна курортная карта, явно обрадовался, быстро выписал направления на анализы, и попросил прийти снова с результатами и электрокардиограммой, что я и сделал через неделю. Глянув на записи, терапевт направил меня к сестре на выписку курортной карты, и, когда я принёс её, написал своё краткое резюме, так и не выслушав меня и даже не измерив артериальное давление, хотя книжка с историей болезни у него была под руками, и он вклеил в неё листочки с данными анализов. Понятно, что врачу было некогда и не до меня, а меня интересовало только получение официальной бумаги, без чего в санаторий не должны принимать.
Хорошо помню, как при моём первом посещении санатория «Ливадия» пожилая женщина врач, внимательно прочитав курортную карту с вписанными в неё результатами анализов, сказала, что бы я сдал все анализы снова, поскольку там – это одно дело, а здесь они верят своей лаборатории и своим врачам. Тут же она не только измерила артериальное давление, но и попросила делать замеры у медсестёр в корпусе два раза в день перед завтраком и перед ужином с занесением данных в книжку, затем долго выслушивала мои грудь и спину, методично постукивая по ним тремя пальцами, потом пригласила в кабинет пульмонолога и попросила её прослушать мои лёгкие. В результате такого детального осмотра мне прописали делать неделю уколы и принимать какие-то таблетки. Само собой, все остальные процедуры, включая лечебную гимнастику, тоже были назначены, то есть лечение проводилось по полной программе. Даже уролог осматривал дважды, дабы убедиться, что всё в порядке. И так случалось в каждый мой приезд в этот санаторий.
Здесь же в «Мисхоре», то ли потому, что не так давно он был просто пансионатом, то ли по какой другой причине, но принимающий меня заведующий терапевтическим отделением к «слухачам» себя, видимо, не относил, потому осмотра никакого не проводил, на анализы не направлял, хотя электрокардиограмму попросил всё-таки сделать. Завершил нашу краткую встречу тоже коротко:
— Можете идти. Если будут вопросы, заходите.
Нет, в Ливадии было не так. Там врач требовал прийти через неделю для проверки хода лечения и уж, конечно, перед отъездом для занесения в санаторную книжку своих рекомендаций по дальнейшему наблюдению за здоровьем.
3.
Лечебный пляж в Мисхоре, в отличие от ливадийского, покрыт весьма крупной галькой. Ходить по ней босиком с непривычки кажется проблематичным, особенно при входе в довольно неспокойное в этот месяц море. Так что, едва оказавшись в воде по колена, стараешься сразу плюхнуться в глубину, чтобы не скользить по булыжникам. Я встречаю набегающую волну резким прыжком и ухожу под воду, вытянув руки вперёд этакой длинной стрелой, стремясь проплыть так, как можно, дальше, и уж после отгребать назад руками, держась по возможности ближе ко дну.
Люблю море в любую погоду. В нём всегда исчезают всякие земные неприятности. В прыжке при соприкосновении с водой глаза мгновенно захлопываются, но тут же раскрываются, и я вижу снизу барахтающиеся на поверхности тела. Правда, я обращаю на них внимание ещё до ныряния, чтобы невзначай не наткнуться на кого-то в своём броске вперёд. И я бы назвал море зелёным, так как вода в нём всегда кажется мне зеленоватой изнутри. Пытаюсь заметить у дна рыбью живность, но это случается здесь крайне редко, и набранного воздуха в груди хватает ненадолго.
Это в Ливадии, где под ногами мелкая галька, в море у самого берега просто песок и постоянно встречаются стайки чёрных рыбёшек, называемых местными жителями «ласточки». Дети иной раз безуспешно пытаются ловить их сачком для бабочек, что, конечно, смешно, но развлекает ребятню. А мне казалось, что рыбки приплывают именно потому, что я вспарываю ногами песок, среди которого они находят себе пищу.
Мисхорское побережье грубее, так что и рыба здесь иная. Я привёз с собой спиннинг. Почти каждое утро часа за два до завтрака выхожу на один из пирсов, мечтая поймать хоть что-нибудь для удовлетворения рыбацкого тщеславия. И надо признаться, всякий раз мне удавалось поймать пару-тройку рыбёшек чуть больше пальца величиной, которыми я угощал по дороге во второй корпус встречавших меня кошек.
Мой соперник по утренней рыбалке, молодой парень, более удачлив, но его трудно назвать рыбаком: он выходит на пирс, надевает на ноги ласты, на голову – очки, берёт в рот трубку, а в руки ружьё и соскальзывает в море. Естественно, подводная охота бывает добычливой, и парень выходит на берег с сеткой на поясе, полной рыбы. Но я не завидую. Для меня рыбалка – это отдых у моря, а не погоня за наживой. Впрочем, подводной охотой я тоже когда-то увлекался, так что я понимаю молодого человека.
Через несколько дней я договариваюсь в соседнем санатории «Дюльбер» с лодочниками, и один из них берёт меня с собой рано утром на ловлю ставриды. О! Это совсем другое дело. Тут уж желательно поймать хотя бы на сковородку. Однако косяки ставриды, во-первых, не везде, а во-вторых, не стоят на месте. Отходим от причала и направляемся туда, где уже раскачиваются неподалеку друг от друга три лодки. В одной со спиннингом в руке сидит женщина. Мой напарник поясняет:
— Она всегда ходит одна. Заядлая рыбачка.
Как только напарник Саша перестаёт грести, я сразу забрасываю ставку в волну, наблюдаю, как грузило быстро тянет крючки вниз. Саша делает то же самое. Вытягиваем пустые крючки. Волны прилично раскачивают лодку. Переходим слегка мористее, то есть подальше от берега. Результат тот же. Берём бережнее, где ловят три другие лодки. Тут Саша вытянул чуть ли не полную ставку. Я поймал одну ставридку. Начало положено полиэтиленовый пакет.
Напарник сам ловит и не забывает посматривать на мою удочку. Когда я, медленно вращая катушку с леской, поднял над водой трёх рыбёшек, Александр вдруг закричал:
— Стойте! Не трогайте рыбу. У вас морской дракон. Он настолько ядовит, что и умереть можно, если проколет кожу.
Парень перехватывает мою леску, забрасывает улов в лодку и на дне бьёт палкой несколько раз дракона по голове, который своими выпученными глазами и хищной мордой действительно напоминает страшного дракона. Уже безжизненная рыба осторожно снимается с крючка и выбрасывается за борт. Как ни странно, вскоре мне попался ещё один дракон. И опять Саша это заметил, и опасную рыбу ожидала та же судьба. А потом я думал, что моя леска за что-то зацепилась, сильнее потянул и почувствовал слабину. На поверхность вышли всего три крючка из бывших восьми, остальные вместе с грузилом остались на дне.
Можно понять моё огорчение, но Александр оказался настоящим другом.
— Это у вас катран оборвал. Ничего. Я сейчас другую ставку вам поставлю.
Я знаю про катрана, то бишь черноморскую колючую акулу. Она вкусна, но является предметом особой охоты – нужна и леска покрепче, и крючки покрупнее, и силы побольше.
Начало рыбалки пришлось на самый восход солнца, которое появилось из-за скалы и представляло изумительное зрелище, достойное кисти Айвазовского. Я успеваю оставить его не только в своей памяти, но и на снимке мобильного телефона. Однако море разыгралось не на шутку. Нас постоянно подбрасывает, так что приходится держать лодку против волны. Наконец, Саша предлагает завершить дёргание ставриды и, не дожидаясь надвигающегося шторма, отправиться к берегу. Я не возражаю. Килограмма два-три я наловил, так что будет, чем угостить друзей в Ялте.
4.
Компаньон по номеру у меня тоже пенсионер, юрист из Севастополя. Но мы почти не общаемся, так как с утра я на рыбалке, питаемся мы в разных залах, а вечерами после ужина я беру с собой мой ноутбук для связи по скайпу с родными и чтению почты. Интернет здесь работает только в гостиной первого этажа. Общаться по скайпу, когда ты слушаешь собеседника и сам отвечаешь ему, в этом огромном помещении оказалось крайне неудобно. Во-первых, в центре зала, над головами висит большой экран телевизора, звучащий на всю катушку, хотя смотрят его, как я заметил, лишь дежурные санатория, выдающие и принимающие ключи от номеров. Кстати при моём поселении тут произошла смешная ситуация. Я обратился к дежурной за ключом, она посмотрела на полку и сказала, что в моём номере уже находится другой отдыхающий, так что попросила меня подняться на второй этаж и пройти в восьмой номер, что я сделал. Однако на указанном этаже я не обнаружил на дверях однозначной цифры восемь. Всюду стояли числа выше двухсот. Возвращаюсь с вещами снова к дежурной с вопросом, правильно ли я её понял. Она покидает свой пост и сопровождает меня на злополучный второй этаж, подводит к номеру, на котором явствует число двести восемь и поясняет:
— Мы так привыкли говорить по последней цифре.
Мне кажется это странным, при том, что в корпусе не два, а четыре этажа. Но это я вспомнил, как говорится, между прочим. Вторым фактором, помимо телевизора, мешающим переговорам по скайпу, оказались дети. Санаторий принимает отдыхающих с детьми. Так вот эта малышня после ужина начинала так веселиться, бегая по залу, очевидно, в догонялки, хохоча и выкрикивая во весь голос радостные возгласы, что разговаривать с кем бы то ни было, с учётом громыхания голоса телевизора, становилось делом почти невозможным.
Выхожу во двор. Там тоже принимает интернет. Правда, после девяти вечера уже темно, и по другую сторону переговорного процесса меня почти не видят. Диваны, как в приёмной, здесь не стоят. Нахожу под деревьями свободную скамейку, пристраиваю на коленях ноут-бук. Ко мне подсаживается молодой человек и закуривает, говоря извиняющимся тоном:
— Простите, если помешал, но это единственное место, где разрешено курить.
Поднимаюсь и перехожу к стене здания, у которой сложены железобетонные балки. Сажусь на одну из них. Налаживаю связь, но сидеть на балке утомительно, и тут ещё темнее, чем на скамейке. Кроме того, ребятня и тут носится с криками, возможно, играя в жмурки. Я очень люблю детей и никогда на них не злюсь, но меня раздражает организация с приёмом интернета. Впрочем, на третий день я догадываюсь, что можно пойти с ноут-буком в соседний первый корпус, где тоже на первом этаже можно сесть спокойно на диван, перед которым стоит столик, где удобно расположить мою технику. Здесь не бегают дети, телевизор есть, но работает тихо. Здесь принимают и устраивают приезжающих даже вечером новых отдыхающих по путёвкам. Разве что я своими разговорами могу мешать служащим. Но я стараюсь говорить тихо, и замечаний мне никто не делает.
Пообщавшись с родными, прочитав новую корреспонденцию, возвращаюсь в свой второй корпус и, прежде чем подняться на второй этаж, захожу на первый к медсестре, где написано, что приём ведётся круглосуточно, прошу измерить мне давление. Она недовольно спрашивает, почему я пришёл так поздно. Я извинился, сказав, что приходил перед ужином, однако дверь в её кабинет была заперта.
Опять же вспоминаю с благодарностью санаторий «Ливадия». Там давление крови измеряли тонометрами в строго определённое время перед завтраком и перед ужином, но даже если приходил не в указанное время, медсёстры обслуживали, не проявляя возмущения.
5.
Приём нескольких процедур у меня заканчивался, и я захожу в кабинет заведующего терапевтическим отделением, дарю ему свою книгу рассказов, чем несколько смягчаю его отношение, и он по моей просьбе прописывает мне лечебную гимнастику и спелеотерапию. Перед этим мне была назначена ароматерапия.
Самое интересное (а фактически неинтересное) было то, что лечебный корпус, где выполняются все процедуры, расположен на приличном расстоянии от жилых корпусов, а добираться до него мне порекомендовали по узкой извилистой дороге с интенсивным автомобильным движением мимо дома отдыха «Актёр». Меня очень удивило, что до и после приёма приятной процедуры ароматерапии, где под тихую музыку расслабляешься, дыша травяными ароматами, следует идти по совершенно загазованной машинами улице, сводя, как мне кажется, на нет пользу лечебных ароматов.
Разумеется, узнав, что есть обходной, но более длинный маршрут в сторону моря, я избрал его, не смотря на необходимость подниматься и спускаться по длинным лестницам, ведущим путников под густой сенью богатой южной растительности. И всё же непонятно, как среди корпусов одного из старейших санаториев «Мисхор» затесались набольшие здания «Актёра», что, безусловно, ослабляет воздействие лечебных факторов.
Сам Мисхорский парк замечательный, и не зря его рекламируют. Однако не менее увлекательны и Ливадийский, и Алупкинский, и Приморский или Массандровский парки в Ялте. Да и весь Южный берег Крыма представляет из себя огромную парковую зону, благотворно влияющую на органы дыхания человека. Окружённый с трёх сторон горами, защищающими от сильных степных ветров, открытый влиянию морских солёных бризов, южный берег Крыма с его стройными кипарисами, разлапистыми соснами, могучими буками и грабами, гигантскими кедрами, пахучими можжевельниками и сотнями других субтропических культур является уникальным уголком земли, не побывать в котором значит потерять что-то драгоценное в жизни.
Мне очень жаль, что не удалось посетить парк Юсуповского дворца. Давно мечтал посмотреть, да всё не приходилось. Наконец, отдыхая в Мисхоре, с которым означенный дворец совсем рядом, выбираю время после обеда и иду по извилистой дороге вверх по указателю. Дохожу до ворот, но тут узнаю, что вход на территорию парка платный, что несказанно удивляет, так как, насколько мне известно, посещение всех парков ЮБК бесплатное. К тому же, я не взял с собой денег, а тут нужно пятьсот рублей – и гуляй себе по парку, сколько хочешь. Ухожу не солоно хлебавши. Появляюсь здесь же на следующий день уже с деньгами в кармане. Но опять не повезло. Вижу на воротах краткое объявление: Вход на территорию парка временно закрыт по техническим причинам. Охранники ничего не объясняют, но местные жители говорят, что парк часто закрывают, когда на отдых приезжают важные гости. Переждать прибытие важных персон в этот раз не удалось.
6.
Накупавшись в волнах слегка бушующего в этом сезоне моря, нагулявшись по паркам и приняв выделенные мне лечебные процедуры, решил уехать из Крыма поездом по единому билету, поскольку поезда из столицы Крыма Симферополя ещё не ходят. Они идут только из Анапы или Краснодара, а до них нужно добираться автобусом по знаменитому Крымскому мосту, для чего и покупается единый билет, включающий стоимость проезда поездом и автобусным транспортом. Хотелось снова побывать на этом мосту через морской залив.
Впервые я проехал по нему из Анапы в Крым, когда не мог не изумиться не столько видом моста, сколько процессом отправки через него. Согласно единому билету, купленному в Москве, из Анапы я должен был выехать автобусом в 12-20 дня, то есть через два часа после прибытия поезда в приморский город. Меня это вполне устраивало, ибо в нём намечена была короткая встреча с друзьями. Мы встретились, весело поговорили на привокзальной площади и пошли на место отправки автобусов. Прежде всего, нас поразило столпотворение у ограждения, препятствующего выходу к автобусам. Какой-то человек с мегафоном в руке, объявлял рейс автобусов на Севастополь, Феодосию, Евпаторию, и толпа буквально прорывалась через узкий проход к автобусу названного рейса. Кажется, назвали рейс на 12-20, но не совсем было ясно, в Симферополь или Севастополь. Моя знакомая Наташа помчалась к ограждению и, взволнованно сообщила, что впускают на мой рейс. Я прорываюсь через толпу к стоящему автобусу, кладу в открытое багажное отделение свои вещи, влезаю в автобус, не будучи ещё уверенным, что это именно мой транспорт и он придёт, куда мне надо. К счастью, Наташа оказалась права. С такой посадкой впечатление от моста, по которому скоро нас повезли колёса, было испорчено. И потому захотелось проехать по нему ещё раз. Если бы я знал, что нас ожидает, то, скорее всего, полетел бы самолётом. А случилась поездка странным образом.
В Симферополе до автостанции меня провожал брат, живущий, в отличие от меня, и работающий постоянно в месте нашего рождения. Это меня носило по разным странам и континентам, а он остаётся верен Ялте, в которой прошло наше детство и юность, и Симферополю, где мы, оказавшимися близнецами, родились с ним в один день.
В едином билете не указано было место посадки в автобус. В Симферополе несколько автостанций. В интернете о едином билете сообщалось, что посадка производится на железнодорожном вокзале. Однако справочное бюро вокзала ответило, что нужно ехать на центральную автостанцию. В справочной автостанции нам не смогли сказать, где садиться на автобус. Мы походили по площади и увидели в неожиданном для нас месте указатель посадки по единому билету. Здесь собралась толпа с чемоданами и рюкзаками. Ситуация напоминала мне отъезд из Анапы, хотя рейсы объявлялись через репродуктор. Автобус с надписью Симферополь-Анапа стоял в стороне, водитель в синей рубахе с коротким рукавом лениво стоял, облокотившись о кабину и на вопросы подбегавших к нему людей, чтобы поинтересоваться, когда отъезд, так же лениво отвечал:
— Слушайте объявление.
За пять минут до времени отправления, наконец, объявили посадку на Анапу. Пока я запихивал свой рюкзак в багажник, мой брат предусмотрительно вошёл в автобус и занял мне место, сев на почти единственное свободное кресло. И это было сделано очень правильно. После того, как я сел в забронированное мне таким образом место, выяснилось, что автобус полон, а тем, кому не хватило мест, предложили ехать следующим автобусом.
Хочу напомнить читателю, что уезжал из Симферополя я третьего сентября, когда в Крыму во всю властвовала летняя жаркая погода. Это хорошо почувствовалось в автобусе с отключенным кондиционером. Два открытых люка в крыше автобуса, гнали горячий воздух. Но изнывать от перегрева в автобусе нам пришлось не очень долго. Через полтора часа в одном из селений по пути в Феодосию автобус остановился. Водитель выскочил и побежал к задней части автобуса, где открыл крышку мотора и начал в нём копаться. Пассажиры постепенно все вышли и начали разбредаться, кто куда, разминая онемевшие части тела. Никому в голову не могло прийти, насколько долгой окажется эта разминка. Чуть позже, когда автобус продолжал стоять, а водитель продолжал бегать от кабины к открытой крышке двигателя и обратно, некоторых начало охватывать волнение. Дело в том, что у всех на руках были билеты на поезда, отходящие в разное время из Анапы. Кое-кто стал интересоваться причиной остановки. Кто-то из пассажиров оказался автомобилистом и начал принимать участие в осмотре двигателя, у которого, как оказалось, полетел, то есть вышел из строя, то бишь испортился патрубок, который нечем заменить.
Водитель повис на мобильном телефоне, взывая о помощи. Прошло два часа бесполезного стояния. Возле нас останавливались по просьбе нашего водителя некоторые автобусы, оттуда выходили добровольные помощники, но ничем помочь не могли и уезжали. В конце концов, я подошёл к водителю и прямо спросил, почему он не вызывает другой автобус, чтобы пассажиры не опоздали на свой поезд. Ответ не заставил себя ждать:
— У нас в компании нет резервных автобусов, но скоро мне должны привезти патрубок. – И добавил с грустью – Если бы мне больше платили, я бы купил новый автобус.
Звоню в Симферополь брату, прошу его позвонить в компанию. Он набирает телефон горячей линии. Дело, как выяснилось, хуже, чем можно было себе представить. Железнодорожная компания нанимает для перевозок к поездам на материк частных водителей, у которых, конечно, нет ни резервных автобусов, ни должного технического обслуживания. Так что никто ничем помочь не может.
В результате долгого стояния, когда пассажиры и на улице истомились от жары, спасительно прячась в тени деревьев или заходя на время в придорожное кафе, через три часа привезли злосчастный патрубок, и мы отправились в жарком автобусе дальше.
Нужно ли говорить, что я успел на отходящий в Москву поезд за несколько минут до отправления? Были такие пассажиры, что не успели к своему поезду вообще. Не знаю, как они решали свои вопросы. Видел, правда, что люди беспокойно звонили из автобуса, договариваясь с кем-то о других билетах.
Единственное, что меня радовало, это то, что я, как знал, не предупредил своих друзей из Анапы и не предложил им новую встречу перед отъездом. Представляю, как бы они три часа волновались в бесплодном ожидании.
Остаётся добавить к сказанному, что неожиданно в разговоре с водителем-неудачником узналось, что ему было известно о ненадёжности патрубка до отправления в поездку, однако он решил рискнуть, и в результате получилась трагедия. Не уверен, что дело здесь только в зарплате. Мне кажется, что и совесть тоже имеет значение, когда на карту ставятся судьбы многих людей, да хотя бы даже одного.
В заключение рассказа, как бы приложением к нему, не имеющим прямого отношения к крымским впечатлениям, хочу сообщить дорогому читателю, что после жаркого автобуса Симферополь-Анапа я попал в жаркий вагон поезда Анапа-Москва. Так получилось, что в нашем купейном третьем вагоне тоже по какой-то причине не работал кондиционер. Окна раскрыли все, какие возможно. Однако, как и в автобусе, в них шёл горячий воздух. В моём купе ехала женщина, которой вдруг стало так плохо, что все забегали в поисках врача. В последнем купе, к счастью, ехала медсестра. Она подключилась к лечению и, может быть, спасла женщину, которая, впрочем, просто отравилась какой-то несвежей едой. Но волнений было на голову больше, чем в автобусе. Так волновались, что сразу же вызвали человека исправить в вагоне кондиционер, и он заработал глубокой ночью. Пострадавшая женщина спала, как убитая, когда в купе стало настолько холодно, что я и сам укрылся одеялом и спящую женщину накрыл. Потом утром она удивлялась тому, что кто-то о ней побеспокоился и укрыл от холода.
Вот таким смешным моментом я и заканчиваю рассказ о своих крымских впечатлениях.
Источник: