Фрагмент мирового пространства

Поле боя дается художником как бы одновременно с нескольких точек зрения.
Кузьма Петров-Водкин. На линии огня. 1916. Русский музей

Искусство и революция – тема многогранная, вплоть до вопросов: что же из них первично или какое именно искусство можно с полным правом назвать революционным? По мнению Епишина, оптимальной датировкой искусства революционной эпохи следует признать период с 1905 по 1924 год. Но в своей монографии он рассматривает более широкий временной отрезок – с последней декады XIX века до середины 1920-х годов. Епишин рассматривает произошедшую в середине 1920-х годов смену идеологической парадигмы и то обстоятельство, что «произошла кардинальная смена видения того, что именно должно было представлять собой искусство, постепенно превращающееся из пролетарского в официальное».

Книга начинается с исследования русского общества и искусства на рубеже конца XIX – начала XX века, а также путей русского реализма. В главе «Тема Первой русской революции в живописи. Предпосылки и слагаемые» уделяется внимание картинам Сергея Иванова («арестантской серии»), Сергея Коровина, Николая Касаткина, Владимира Маковского, Ильи Репина. Репин, дававший деньги для оказания помощи политическим заключенным и разрешивший использовать свою мастерскую в Академии художеств для встреч революционеров, под впечатлением бесед с Максимом Горьким создал ряд эскизов на тему революционных событий 1905 года: «Красные похороны», «У царской виселицы», «Разгон демонстрации», «Манифестации 17 октября 1905 года». Художник, который в своих произведениях изображал стихийность народных масс и первоначально восхищался романтикой революционной утопии, сопереживая ей, «с той же, прямо пропорциональной силой отвергал ее действительную драматическую реализацию, разыгранную на арене нового пролетарского искусства».

В главе «Архетипы предоктябрьской эпохи. Эволюция образов» рассказывается о том, как начиная с 1880-х годов в массовом русском сознании возникло оправдание, а затем «канонизация» революционной героики, и этот феномен проявился не только в отечественной журналистике, но и в изобразительном искусстве, в том числе – работах Репина, запечатлевших революционеров-народников. Одна из тем раздела – женские образы, причем на картинах представительницы левых партий и организаций наделены чертами неизменной суровости.

Андрей Епишин.

Преображая мир в

кровавом мятеже…

Русская живопись

революционной эпохи.

 – М.: Грифон, 2017.

– 172 с.

В главе «Первая мировая. Нерепрезентуемая реальность» рассказывается о том, как война, ставшая причиной роста историзма в искусстве, привела к появлению полотен, свидетельствующих о легендарных событиях средневековой и Древней Руси, а также – «консерватизации вкусов в среде коллекционеров». Одним из самых известных художественных стоп-кадров Первой мировой войны – полотен, в которых органично сочетается реальность фронтовых событий и «мистической поэзии героизма», является полотно Петрова-Водкина «На линии огня» (1915–1916). «Поле боя дается художником как некий фрагмент мирового пространства, схваченный одновременно с нескольких точек зрения. Это уже не столько изображение увиденного, сколько философское раздумье о происходящих событиях, осознание их в масштабе бытия в целом».

Отдельные разделы посвящены Ленину и празднику революции. Поскольку изначально искусство революции было искусством улиц, призванным оформлять демонстрации и манифестации, митинги и массовые собрания, и, как следствие этого, тема революционного праздника была актуальной в искусстве первой половины 1920-х годов, Епишин отмечает, что прямые изображения революционного праздника встречались не так уж часто. «Наибольший интерес вызывают революционные праздники на полотнах Бориса Кустодиева, который, будучи в числе мастеров старого поколения, принявших революцию, сумел соединить романтические идеалы нового искусства с русской живописной традицией, отчасти не пренебрегая и тем новым, что нес для него модернизм. Послереволюционное творчество Кустодиева сочетало в себе разнообразие направлений и заинтересованность в различных жанрах».

Завершающая глава – «Вожди и народные массы. В поисках революционного типажа» – описывает появление портретов новых героев революционной эпохи, начиная с Керенского. Премьер-министр переехал в Зимний дворец и трудился за письменным столом царей, путешествовал в царском поезде. Портреты Керенского писали Илья Репин и Исаак Бродский. Но затем на смену свергнутому беглецу пришли другие типажи – от Ленина (кисти того же самого Бродского) до «Первых красноармейцев в 1918 году» (кисти Ивана Дроздова) и «Торжественного открытия II конгресса Коминтерна во дворце имени Урицкого» (снова Бродский), «СССР. Дружба народов» Степана Карпова.

Источник: ng.ru