Амос Оз не первый, кто примерил на себя роль пятого евангелиста.
Фото со страницы проекта «Эшколот» в Facebook
Все сложилось как-то само собой. Блуждая взглядом по библиотечным полкам, я увидел новую книгу Амоса Оза. Один из ранних романов этого израильского писателя читал когда-то, еще в 90-х, но в памяти ничего не осталось, кроме названия.
Тем не менее новый роман я решил взять на прочтение. У него интригующий заголовок: «Иуда». Учитывая, что автор имеет в своем суровом отечестве репутацию «левака» и радикального сторонника примирения с палестинцами, нет сомнения, что это вызов. Кому? Ревнителям национального суверенитета в еврейском государстве – раз взялся за евангельский сюжет. Антисемитам, которым он пытается доказать их неправоту весьма экстравагантным способом, вторгаясь в средоточие укоренившихся убеждений. Наконец, русской литературе, которой, по его признанию, он многим обязан. Ведь за романы с евангельскими параллелями, а также историю предательства Иуды брались Михаил Булгаков, Леонид Андреев, Юрий Домбровский.
Сам Амос Оз, очевидно кокетничая, говорит, что эта книга о том, как в гостиной сидят три человека, пьют чай, ведут нескончаемые разговоры – и так триста страниц. В русском переводе даже более четырехсот страниц. Но это как раз очень по-русски. Оз обращается к прошлому молодого израильского государства, в 1950-е годы, когда оно стояло на историческом перепутье, а Иерусалим был разделен. Тоже интересно, потому что Амос Оз – коренной иерусалимлянин и свидетель истории своего родного города: и в период британского мандата, и в годы, когда город был разрублен на запад и восток границей с Иорданией, и сегодня – когда сильный как никогда Израиль категорично утверждает свое исключительное право на святой город.
Так вот беседуют персонажи романа о судьбах Иерусалима и Израиля, а также еврейского народа, его взаимоотношений с христианством. Главный герой, молодой человек Шмуэль Аш, вынашивает собственную версию евангельского эпизода с предательством Иуды. По мнению этого вечного студента, Иуда был самым верным последователем Иисуса, и он же уговорил Христа пойти на Распятие, чтобы явить миру чудо освобождения – и разом покончить с несправедливостями и несовершенством мира. По мнению Аша, который украсил свое жилище портретами Че Гевары и Фиделя Кастро, Иуда был не предателем, а пламенным революционером, увидевшим в Иисусе Бога, хотя тот был человеком, умершим на кресте, страдая, как всякий смертный.
Стоило перевернуть последнюю страницу романа, как пришло известие, что Амос Оз награжден российской литературной премией «Ясная поляна». Получить награду писатель прилетел в Москву и здесь провел единственную встречу с читателями. Выступая перед русской публикой, Оз сосредоточился как раз на своем прочтении истории Иуды, которое он «делегировал» герою романа.
Израильский писатель неоднократно помянул всуе Льва Толстого, заметив, что его самого, как и великого русского писателя, и еще одного персонажа романа «Иуда», Шалтиэля Абрабанеля, который выступал против создания еврейского государства, на родине многие считают предателем национальных интересов. Амос Оз, кажется, проводит в своем романе идею: подобно тому, как Иуда был убежден в сверхъестественных возможностях Иисуса, так же первый премьер-министр Израиля Давид Бен-Гурион верил в особую природу еврейского государства. Писатель описывает Бен-Гуриона как фанатика, но не может отказать ему в провидческом даре и силе характера, воодушевленных самоуверенностью. Несмотря на все войны, Израиль продолжает существовать, и Амос Оз констатирует этот факт спустя 70 лет после войны за независимость, которая разрушила судьбы героев романа. История продолжается, финал ее открыт, как и финал книги.
Впрочем, на московской встрече израильский писатель скорее сосредоточился на попытках снять «Иудин навет» со своего народа. «Моего отца звали Иуда, и сына тоже зовут Иуда, – сообщил москвичам Амос Оз. – Это значит, что я сын Иуды и отец Иуды. Из-за маленького отрывка в Евангелиях весь наш народ стал ассоциироваться с предательством, и имя Иуда на многих европейских языках созвучно слову «иудеи». Писатель подчеркнул, что в оригинале его роман называется не просто «Иуда», а «Евангелие (благая весть) от Иуды». Иврит – это единственный язык на планете, на котором это слово не обозначает все самое гнусное в человеческом роде. На всех остальных языках мира достаточно одного этого слова, чтобы дать понять, о чем книга.
Писатель сидел в круге света – маленький человечек с всклокоченной седой шевелюрой – и вздымал палец к потолку. Как и молодой персонаж его романа, казалось, он уверен, что если убедить христиан в новом прочтении евангельской истории предательства и Распятия, это полностью лишит антисемитизм всякой основы.
Тут из зала раздался голос. Один из слушателей сообщил израильскому гостю, что в основе антисемитизма, по его мнению, лежит роль евреев в революции 1917 года и концентрация мировых финансов в руках еврейской олигархии в наши дни. Оз, исполненный спокойствия, принялся отвечать, но его ответ свелся все к тем же аргументам, прозвучавшим в его романе, что Иуда и так был богат и ему незачем было предавать Иисуса за 30 сребреников, которые, по расчетам писателя, в наши дни эквивалентны шестистам евро. К тому же за предательский поцелуй в Гефсиманском саду никто бы и гроша ломаного не дал, ведь проповедника из Галилеи и так отлично знали в городе. Ведь до этого он произвел скандал в Храме, опрокинув столы менял. Тогда автора экстравагантной версии евангельской истории спросили, зачем же Иуде в таком случае вообще заплатили эти пресловутые «600 евро». Наконец, выступила девушка и взволнованным голосом поделилась соображением, что Иуда – даже хуже, чем предатель, он искуситель, подобный сатане, который предлагал Христу в пустыне совершить чудеса.
Этот чистый девичий голос напомнил эпизод в романе, когда собеседник Шмуэля Аша престарелый интеллектуал Гершом Валд рассказывает о встрече с двумя католическими монахинями в польском поезде. Валд достал из кармана газету на иврите и начал читать, и вот юная монахиня, «похожая на Мадонну с иконы в сельском храме», взглянула на него «своими чистыми глазами, полными слез» и стала выговаривать: «Но ведь Он был сладким, таким нежным, как же вы могли сотворить с Ним такое?» – «Я, признаюсь, с трудом сдержался, чтобы не ответить ей, что в день и в час Распятия я, так уж случилось, был на приеме у дантиста», – рассказывал старик. Этот эпизод Амос Оз тоже пересказал в своем выступлении и, глядя на слушателей поверх своих профессорских очков, сообщил им, что подобный случай произошел с ним самим в молодости и, как и его герой, он не решился ответить на коварный вопрос ангелоподобной монахини.
И вот постаревший Амос Оз вернулся к тому разговору с монахинями в поезде, чтобы вслед за многими до него силой литературного слова разрушить вековые предрассудки. Вполне справедливо, что премию за свой роман он получил в России, где традиционно верят в преобразующую и облагораживающую силу слова. Но также в России прозвучало из уст поэта, что «мысль изреченная есть ложь».
Источник: