FINITA LA COMMEDIA «АРИОН — КРЕАТИВЩИК»
1 глава. ЭЛЕМЕНТАРНАЯ МАСТЕРСКАЯ.
Надгробье фараона.
2 глава. МЫШЛЕНИЕ ПО ПУНКТАМ.
Нафталиновое царство
Эксперимент с рыцарем
3 глава КАРЕТНЫЙ ПЕРЕПОЛОХ.
Флюиды
Катание в карете
4 глава ВОЛЩЕБНАЯ ПЛИТКА.
Ангел Азраил
Новые открытия
Катастрофа
Вертушка
Ариадна
1 глава. Элементарная мастерская.
Три месяца назад экскурсовод Арион сунул в одном музее в карман бронзового «поэта». Статуэтку с ладонь. Прибрал он статуэтку не из-за желания приобщиться к народному творчеству знаменитого поэта, а из-за патриотического пристрастия к своим идеям, посчитав, что ему, как и великому «поэту», не место в безидейном администраторском хламе. В кабинете хранителя музея у экскурсовода вывернули карманы. Статуэтку поставили на стол. «Поэт» отливал, как хорошо надраенный медный таз и смотрел на жёлтые шторы, обои такого же цвета, ковёр, вышитый ромашками и осенними листьями. Отчество Ариона было такое же, как у бронзового «поэта». Хранитель музея понимал, что экскурсовод своим поступком с «поэтом» не отвечает славному отчеству и называл его: «Вы, товарищ Арион!», поблёскивая золотыми коронками и с неудовольствием посматривая на товарища с зелёным галстуком, который разрушал этот жёлтый мир. Разговор оказался горьким, как желчь. Администратор вызвал в кабинет человека с объективом.
— Сними его, — сказал он фотографу.
— Как лучшего человека? Передовика? — бросил фотограф. – На почётную доску.
Хранитель музея почему-то обиделся.
— Сверхидейный он, — горько пожаловался администратор и со злостью добавил. – Креативщик.
— Но я снимаю только ценности!
Арион во время разговора хранителя музея с фотографом несколько раз пытался обозначиться в главном кожаном кресле на колёсиках. Администратор, уставший от хлопот с экскурсоводом, был не против временного отсиживания Ариона в своём кресле, но, зная его идейные привычки, опасался, что за этим могут последовать вредные и экстравагантные поступки экскурсовода. А поэтому катал кресло, словно детскую коляску перед собой, в связи с чем, Ариону пришлось позорно, до крупной дрожи в ногах простоять три часа возле суконного дубового стола. Нервный хранитель музея и невозмутимый фотограф с камерой на треноге никак не могли сблизиться в цене, которая требовалась для того, чтобы поместить экскурсовода на плёнку в фотоаппарате. Администратор находился в могучих тисках фотографа, который ссылался на то, что снимать «таких» в его служебные обязанности не входит и требовал дополнительной оплаты за дополнительный труд. Хранитель музея, несмотря на просевшие нервы, не поддавался и в свою очередь тоже ссылался, но на то, что экскурсовод своим креативом основательно расшил бюджет музея, оставив…. , в этом месте администратор обозначал основательность опустошённости бюджета не словами «шиши», а трёхпальцевой классической фигурой, поднося её под свой обвисший нос. Такое общение хранителя музея с собственным носом вызывало у Ариона даже скромное уважение к администратору, и он в душе чуток раскаивался, что с этим музеем он сильно перегнул, но винил в этом не себя, а свои неуёмные идеи, прокатившиеся с громом и оглушительным треском по четырём музеям. Экскурсовод уплатил сам, когда понял, что администратор и фотограф после затяжного и не состыковавшегося торга приходят к единодушному мнению: снять его вне стен этого музея: в здании с решётками на окнах. Фото увеличили до плакатных размеров. Администратор положил его на фанерный стол с закорючиной старушкой — вахтершей, сняв с неё предварительно малочувствительные очки с потускневшими, полопавшимися линзами и всучив в задряхлевшие руки огромный бинокль Карла Цейса с двухсоткратным увеличением и строго настрого приказал: не впускать этого человека даже с билетом в музей. Бывший экскурсовод с сожалением посмотрел на статуэтку с высверленной в груди дырой, куда он заливал чернила, и, макая ручку с вечным пером, выписывал на ватманских белоснежных листах жизнеописание человека века. Статуэтка уже была захвачена увесистой стальной цепью, один конец которой находился в руках администратора. Арион понял, что хранителя музея со статуэткой в карман не засунешь, Он отсёк мысли о «поэте», грустно вздохнул и размашисто прошествовал в сопровождении администратора, который подталкивал его в спину и внимательно отслеживал каждый шаг экскурсовода, мимо вахтерши. Назвав её бабочкой-однодневкой, Арион ударом носка открыл дверь и вышел на улицу с мыслью, что с этим музеем, как и с тремя другими finitalacommedia.
Улица была пуста и знакома. На ней находились подвергнувшиеся идейным атакам Ариона музеи. Он знал все черные входы и выходы в них. Проникнуть туда он проникнул бы, но вынести оттуда хлеб насущный – всё равно, что получить задарма манну небесную. В кармане осталась полтина меди. Расстаться с ней означало полностью предать себя судьбе, удары которой то и дело обрушивали экскурсовода. Вначале он думал, что судьба — явление межгалактическое но, когда он почувствовал, что её удары земные, Арион прозрел. Место судьбы заняли люди.
После окончания исторического факультета Арион оказался экскурсоводом в одном из музеев. Чувство от распределения было горьким. Он испытал танталовы муки, когда председатель выпускной комиссии, дав ему блестящую характеристику, сказал, что Арион в качестве допустимого исключения достоин свободного распределения.
— То есть? — мрачно спросил Арион.
Он был один как перст Божий в этом городе и председатель, грустный и тихий профессор истории, совершенно точно знал это.
Внешняя архитектура первого музея слагалась из трёх башен, низкорослых крепостных стен и окон, похожих на иллюминаторы огромных размеров. И сколько историк Арион, стоя перед музеем, не думал, из каких времён вынырнули эти башни: тупые, закрученные, словно винтовая резьба буры, в которых рукой создателя был схвачен и Восток, и Азия, и Запад… вся планетная география архитектуры — ответа не было.
Дверь музея была сработана в духе современности. Стеклянная. На двери остался крупный отпечаток ботинка Ариона. Уборщице так и не удалось смыть его. Стекло треснуло по своим стеклянным законам. В музее хранилась древность в виде наскальных рисунков с охотниками в колеснице и их жертвами. Лучники целились не в тварей, а прямо в сердце Ариона. На полочках в стеклянных футлярах хранились ржавые наконечники стрел, каменные топоры… В центре музея громоздилась колоссальная надгробная плита фараона. Как понял Арион, надгробье разбили на куски, втащили по частям и скрепили длиннющими стальными болтами. Так крепят кости для срастания. Он обследовал надгробную плиту фараона. Имя владыки проглотило время. Это была тайна, которая и привела Ариона в кабинет администратора.
— Вы поразительно редкое исключение среди современных молодых людей! — сказал хранитель музея, выслушав претендента на место экскурсовода.
Из кабинета Арион вышел с администратором и направился в отдел кадров. Там уже знали, что новый экскурсовод интересуется тайнами, а не «этим», как выразились, пощупав пальцами. Ариона представили как молодого специалиста, только вчера закончившего институт, как профессионала, как холостяка, не обременённого семейными заботами, как любителя древних тайн, магии, эзотерики, реинкарнации, параллельных миров, сакральных и мистических идей, как будущего оригинального учёного с нестандартным мышлением, чьё имя пока не вписано в анналы истории, но чей титанический труд скоро пополнит мировую сокровищницу науки. После блестящей и авторитетной речи хранителя музея экскурсовода вписали перьевой деревянной ручкой в скромную графу штатов, прикрыв ладошкой то, что причиталось ему за труд. Год об Арионе говорили как о человеке с совершенно сказочным направлением мысли. Экскурсовод был того же мнения о себе, пока не оказался в сапожной мастерской и не выложил собственную обувку через тесное окошечко на стол приёмщицы с кумачовыми, длинными ногтями..
— Да на Вашу обувку у нас ни одна рука не поднимется! — услышал он наполненный металлом голос.
Арион выложил ботинки на стол администратору. Они были похожи на обглоданный скелет рыбы — пираньи.
— Это противоречит Вашему направлению мысли! — сухо сказал тот, отводя взгляд от ботиночного скелета. — В Вашем возрасте я думал только о сакральных идеях.
— Хорошо, — добродушно бросил экскурсовод, — я подумаю об идеи.
Идея уже была в его голове.
— Вот и ладненько, — похвально отозвался администратор.
На следующий день обувка Ариона оказалась в стеклянных футлярах вкупе с лучниками в колесницах, ржавыми наконечниками и каменными топорами. Она стала бичом для музея. Администратор побледнел, увидев земную ношу экскурсовода возле вазы времён Рамсеса Великого, и сдался, когда обнаружил её у надгробной плиты фараона с клочком исписанного картона «В них ходил он!».
— Не позорьте человека, — прерывающимся шёпотом сказал он, услышав, как Арион торжественно объясняет загипнотизированным посетителям, что эту древность — экскурсовод ткнул в свою собственность, — сняли со скелета бывшего владыки.
— Фараоны ходили в сандалиях, — раздался неуверенный голос с задних рядов толпы.
— Ходили в сандалиях, — бросил Арион, — а умирали вот в таких ботинках и тапочках.
В первый день весны экскурсовод вошёл в музей с букетиком ландышей, которые на его глазах превратились в стальные сосульки. Арион чувствовал, что он ржавеет в этом духе времени. Его дух оседал металлической пылью в горшках Нижнего Египта. Не помогало даже надгробье фараона, возле которого он облучался часами, вызывая недовольство администратора, который утверждал, что прилипший к плите экскурсовод высасывает своим спинным мозгом мистическую силу бывшего владыки.
— А кому она нужна, мистика, — спрашивал экскурсовод.
— Будущей науке, — кротко отвечал администратор.
Ариону приходилось прилагать колоссальные усилия, чтобы не дать мыслям превратиться в металлические стружки. Три башни стали напоминать ему гигантские чугунные ядра, а окна гигантские жерла пушек. Они в упор расстреливали Ариона. Он уходил с чугунными осколками в сердце. Молодой администратор оказался на износе. В его взгляде была расщелина, в которую Арион падал, как в бездну. Видя экскурсовода, тыкающего в земную историю человечества указкой, обутой в железный наконечник, хранитель музея говорил.
— Вы, Арион Сергеевич, не тыкайте, а восславляйте!
— Кого? — спрашивал Арион.
Он смотрел на администратора, как на случайно затесавшуюся деталь в музей.
— Древность, — отвечал администратор, любовно осматривал полки, где покоилась не древность, а останки древности.
— А кому она нужна?
Администратор мягко говорил, что искреннему, но не сдержанному молодому товарищу нужно приобщиться к идее ответственности за прошлую судьбу человечества.
— Делом или словом? — спрашивал Арион.
Администратор был деликатен. Он затыкал уши ватой, ссылаясь на простуду.
— Я сам могу своей рукой наделать сколько угодно такой древности, — отвечал экскурсовод.
Администратор принимал слова Ариона за блуд и напрасно принимал. Это были уже шаги воли экскурсовода. Могучую поступь Ариона хранитель музея почувствует, но слишком поздно.
Источник: