Анатомия отката и распила в феодальной экономике

С некоторых пор я перестал использовать слово «распил» — обывательский штамп о происходящем с госденьгами, который ничего не объясняет, а только фиксирует эмоцию обделённых. Есть ли какая-то более содержательная модель описания этого явления?

Моя собственная выглядит примерно так.

Имеем два конкурирующих процесса. Первый – стремление Системы к концентрации ресурсов и направлению их на разного рода большие общенациональные цели. «Всё для фронта, всё для победы».

Второй, успешно конкурирующий с первым – это сдвиг приоритетов у наиболее активной части общества в сторону личных, семейных, групповых и клановых интересов. Принцип такой: сначала помочь самому себе – и лишь потом, если останутся силы и время, стране и людям.

То есть когда президент провозглашает очередной экономический проект или «прорыв», его верноподданные в первую очередь прикидывают, как на этом можно нормально навариться. И лишь в последнюю – а зачем вообще этот сыр-бор.

Всё дело в том, что главный, «рамочный» социальный процесс, на фоне которого происходят вышеупомянутые рывки и телодвижения – это процесс превращения общества в феодально-сословное. И в этой ситуации самая естественная стратегия – занять в феодальной пирамиде максимально высокое место. Даже порой не для себя, а для детей и внуков.

Феодализм подкрался незаметно, и никаких механизмов для выравнивания или «перемешивания» социальных слоёв сейчас уже практически не стало.

Сословный строй отличается от классового в первую очередь наследственным закреплением привилегий: главное тут, что это общество принципиально неравных возможностей. Вопрос о том, кто твои родители, важнее, чем вопрос о том, чего стоишь ты сам.

Но если тебе повезло с родителями, ты и сам имеешь уже на старте изрядную фору. «Раннее развитие», элитное школьное и вузовское образование способны вытянуть на хороший интеллектуальный уровень любую посредственность; а наличие у родителей нужных связей и знакомств – обеспечить богатый и разнообразный опыт уже на старте карьеры.

Совсем иное дело, если ты из бедной или неполной семьи, где в три года замученная мать совала тебе в руки пульт от телевизора, чтобы ты не орал; а в семь тебя отправили в зачуханную школу, где научат разве курить и пить. И в восемнадцать, даже сдав каким-то чудом ЕГЭ, ты мало на что можешь рассчитывать – кроме копеечной зарплаты в салоне мобильной связи.

Прошу правильно понять: я не имею в виду заезженную тему социальной несправедливости и неравенства как такового. Я о том, как работают механизмы статусной ренты в клановом обществе с сильным фактором ритуально-демонстративного потребления. Ты должен ездить на дорогой машине, жить в особняке, иметь зарубежные счета и недвижимость, а твои жёны и дочери обязаны предъявлять окружающим их драпированные брендовыми шмотками прелести. И дети, разумеется, должны учиться в элитных школах. Иначе – ты не игрок в следующей зарубе за потоки и подряды; друзья и конкуренты не будут с тобой считаться.

Эта механика работает сверху донизу, вплоть до школьных классов, где малолетки меряются друг с другом моделями телефонов, которые им купили родители. Нет никаких других иерархий, кроме потребительской: ты можешь быть умнее, известнее, опытнее и т.д., но встречать и провожать тебя будут всё равно по одёжке.

И, что самое показательное – несмотря на многолетнее журчание борцов с коррупцией, всем по большому счёту наплевать, откуда ты что взял. Подсуетился? Не поймали? Молодец, гони семейство на шопинг в Милан и заказывай фотосессию в ампирных интерьерах.

«Качество жизни» – это индикатор твоего статуса в системе. Да, могут хлопнуть, если не поделишься; это тоже часть правил игры. Можешь случайно попасть под горячую руку – фатум, ничего не поделаешь. Но сути это не меняет.

Изучая данные фокус-групп, я заметил, что одна из самых больных раздражающих и тем сегодня – это «принцы», то есть дети сильных мира сего, получающие высокие госдолжности или места в корпорациях по праву рождения. Но на прямой вопрос: стали бы вы содействовать своему ребенку в получении престижной работы, если бы имели такую возможность, те же «бедные люди» в подавляющем большинстве отвечают «да».

И в этом смысле народ и партия едины: семья для всех куда более значимый институт, чем, например, государство. А койка – более надежный кадровый лифт, чем какие-нибудь образовательные курсы. И то, и то – очевидные признаки феодальной модели.

Теперь про собственно «распил».

Еще 12 лет назад, когда вице-премьер Медведев предложил нескольким членам Общественной Палаты РФ, в том числе и мне, стать своего рода «комиссарами» нацпроектов, я начал изучать, как они реализуются «на земле». Много ездил по стране в составе комиссии ОП, инспектировал объекты, общался с людьми.

Главный вопрос персонала поликлиник по поводу нацпроекта «Здоровье» звучал так: почему на закупки весьма дорогого медоборудования у государства деньги есть, а на зарплаты медикам – нет? «Системные либералы» из экономического блока комментировали это в таком духе: поднимем зарплаты – разгоним инфляцию; а оборудование все равно покупаем за нефтедоллары. Так что лучше уж оборудование.

Более откровенные спецы из Минтруда добавляли: поднимем ставки врачам – придут учителя, поднимем учителям – придут менты и военные. И еще наберется полстраны завистливо-недовольных.

А еще более циничные консультанты из сферы бюджетных закупок поясняли: на оборудовании заработают влиятельные люди, что сделает их стратегическими союзниками темы. А кто заработает на повышении кому-то зарплат? Так что оборудование – лучше.

Но с каким чувством провинциальный врач, шесть лет учившийся в медвузе и еще четыре отпахавший интерном, будет ходить каждый день на работу, видя у себя в кабинете аппарат ценой в десятки, а то и сотни тысяч долларов? При том, что казна, сей аппарат купившая, пожалела докинуть ему хотя бы тысячу рублей к его двадцати с копейками зарплаты…

Но в том же незавидном положении находятся и региональные чиновники. Вот ты – начальник отдела дорожного строительства и пишешь техзадание на тендер по ремонту муниципальных дорог общим объемом на полмиллиарда. Ты прекрасно знаешь, какова себестоимость работ, материалов и норма прибыли на погонный метр полотна. И имеешь возможность реально повлиять на то, какая именно фирма этот заказ получит.

Твоя зарплата по региональным меркам даже неплохая – ну, пусть 60 тысяч рублей. Но если что, отвечать перед губернатором за всё будешь именно ты, а не подрядчик – какой-нибудь Ашот Зурабович, положивший себе в карман 60 миллионов прибыли. Святым надо быть, чтобы не попросить Зурабовича поделиться. Но святых вообще на свете мало, а в нашей нынешней перекошенной экономической системе, построенной на благоволении синьора – и подавно.

А у тебя еще дома жена, которая знает, куда семья твоего коллеги летала в отпуск и какие тряпки оттуда привезла. И сын, которому сын коллеги показал дорогущий мотоцикл, купленный папой. И любовница, устроившая очередной скандал насчет «статуса отношений», потому что у ее подруги появилась новая сумка и та уже сделала с ней несколько фоток в инстаграмме. И еще больная тётушка, которой нужно срочно дать денег на операцию.

И вот с мыслями обо всём этом ты сидишь у себя в кабинете и смотришь очередное выступление национального лидера про приоритетные проекты и грядущий прорыв в экономике.

О чём ты при этом думаешь?

Конечно же, о Родине. Которую ты любишь – но все более, как выразился поэт, «странную любовью».

Короче говоря. Один из главных утраченных нами принципов – это принцип равенства возможностей. Не доходов, не благосостояния, а именно шансов на личный прорыв, без которого невозможен никакой экономически прорыв. Сейчас, увы, мы от этого стартового равенства дальше, чем когда-либо за последние полтора века.

И экономика, которой рулят не по уму, а по феодальному статусу, определяющему «взимание долей», сегодня не может развиваться. В принципе. Восторжествовавший в ней феодальный откат, благословляемый сеньором – это ее закат.

Источник: publizist.ru

Источник: newsland.com