Сигналом для бегства сержанта Гаврилова послужила записка Евгении Достоевской, которая ныне обнаружена в рассекреченных материалах ЦРУ. Документ с сайта www.cia.gov
К семье великого русского писателя Евгения Достоевская имеет, прямо скажем, отношение косвенное. Три месяца она была женой внучатого племянника Федора Михайловича Достоевского, носившего редкое имя – Милий, а после развода предпочла оставить за собой гордую писательскую фамилию, манкировав своей исконной простой – Щукина. Иногда она подписывалась – Достоевская-Щукина. Но чаще – просто Достоевская.
Жизнь коллаборационистки
Сведения о ней крайне скудны. Неизвестно, где и чем она занималась после развода с Милием (это случилось в первые годы советской власти) и до начала Великой Отечественной войны. Милий Достоевский был историком-востоковедом, искусствоведом, археологом, лингвистом, полиглотом. Он был осужден за антисоветскую пропаганду среди студентов в 1936 году и погиб в сталинских лагерях. Детей у них не было. Евгения официально больше замуж не выходила и до конца жизни была бездетна. По некоторым данным, она в довоенные годы имела какое-то отношение к театру, занималась литературным творчеством. Гораздо больше информации о ее жизни в 1940-х годах.
Известный литературовед, поэт и исследователь творчества и жизни великого русского писателя и его родственников, Игорь Волгин, в своем капитальном труде «Хроника рода Достоевских» пишет о том, что происходило с Евгенией после ее развода:
«Спустя два десятилетия, в 1942 году, Е.А. Щукина неожиданно объявляется в оккупированном немцами Крыму, где проживает в это время «настоящая» Достоевская – Екатерина Петровна, вдова покойного сына писателя, Федора Федоровича. Сориентировавшись на месте и сообразив, что имя Достоевского худо-бедно почитается на родине Гете и что это товар (выделено Волгиным. – «НГР»), Евгения добивается вида на жительство, украшенного знаменитой фамилией. Неясно, по собственной или же по немецкой инициативе родственница классика (выделено Волгиным. – «НГР») начинает выступать по радио и в печати – разумеется, в определенном ключе. Не слишком осведомленные в генеалогии подпольщики Крыма принимают именитую коллаборационистку за Екатерину Петровну Достоевскую и адресуют последней весьма недвусмысленные угрозы. В свою очередь, Екатерина Петровна пытается уличить самозванку. «Даже мои знакомые, хорошо знающие меня и мою жизнь, – с негодованием пишет она А.Л. Бему (Альфред Бем – проживавший в Чехословакии крупный филолог, выходец из России, председатель Общества Достоевского. – «НГР»), – сообщают мне, что мое выступление слыхали и мою благодарность фюреру за заботу обо мне».
Из недавно рассекреченных документов ЦРУ мы узнаём, что в 1943 году Евгения Достоевская присоединилась к русской театральной группе в Пятигорске. Потом немцы перевели театр из Симферополя в Запорожье, а при отступлении – в Берлин. Какое-то время Достоевская пыталась заработать на жизнь работой в театре, литературным трудом, писала воспоминания о жизни в России при коммунистическом режиме. Но после падения рейха стало ясно, что из сокрушенной Германии ей надо срочно уезжать от греха, а точнее – от советской контрразведки, подальше. Но денег было мало, и удалось уехать лишь в Австрию, где она надеялась скрыться от тех, кто мог обвинить ее в сотрудничестве с нацистами во время войны.
В Австрии она оказалась без гроша в кармане, скромные накопления закончились. Но Евгении повезло – она познакомилась в Зальцбурге с бельгийским священником Марселем ван Куцемом. После войны он стал представителем Ватикана в Австрии и Германии.
Куцем работал на разведку Ватикана. Выходец из аристократической семьи, с детства влюбленный в Россию, он знал русский язык и даже затеял выпуск в Зальцбурге русскоязычной газеты «Луч». Когда у его издания «Луч» появились финансовые проблемы, Марсель ван Куцем был умело и деликатно завербован ЦРУ, которое помогло с деньгами, и стал (параллельно с ватиканской разведкой) работать в американской шпионской сети, возглавлявшейся бывшим гауптштурмфюрером СС Отто фон Большвингом, нацистским преступником, скрывшимся от Нюрнбергского трибунала. Одной из задач сети Болшвинга была вербовка и склонение к измене советских военнослужащих на территории Австрии. Так Достоевская, по сути, продолжила свой путь коллаборационистки – но теперь уже работала против СССР на стороне США: холодная война выморозила былой дух соратничества союзников по антигитлеровской коалиции.
Марсель ван Куцем помог Достоевской с жильем в австрийском Линце, заплатил что-то вроде подъемных и, как говорят в армии, «поставил на довольствие» голодную русскую. Кормилась она в конечном счете из бюджета ЦРУ.
Достоевская была изобретательна и свободно владела русским языком, что было важно для операции ЦРУ под названием «Redsox». Это было масштабное мероприятие по незаконной переброске эмигрантов и перебежчиков из СССР для работы их в качестве агентов ЦРУ.
Секретоноситель Гаврилов
Сержант Федор Гаврилов, родившийся 14 сентября 1918 года в Тамбове, работал в советской комендатуре в городе Хайнбурге-ан-дер-Донау, в федеральной земле Нижняя Австрия. У него был доступ к совершенно секретной информации: к спискам офицеров практически всех советских комендатур на территории Австрии, образцы документов, печатей, штампов, а также база данных о многих командирах советских войсковых частей в Австрии. По разным данным, в этой стране до 1955 года находилось примерно 400 тысяч советских военнослужащих.
О том, что Гаврилов готов стать перебежчиком, в сети Большвинга узнали из показаний местного полицейского, тоже завербованного американцами. Перед Достоевской стояла важная задача: убедиться в том, что Гаврилов – не советский агент, что он искренне хочет уйти на Запад. Евгения несколько раз встречалась с сержантом в Хайнбурге-ан-дер-Донау во время его увольнений. С ним она как бы случайно познакомилась через свою приятельницу, некую Анну Лечнер, невесту Федора (во всяком случае, так она именуется в документах ЦРУ).
В конце концов Достоевская убедилась – напрямую и через Анну: Гаврилов готов искренне переметнуться, и надо спешить, так как он подозревает, что за ним началась слежка. Об этом Достоевская доложила Марселю ван Куцему, а тот – выше по инстанции. Информация дошла до резидента ЦРУ в Вене. Вскоре из столицы Австрии в Лэнгли, штаб-квартиру Центрального разведывательного управления США, поступила телеграмма:
«Советский сержант Федор Гаврилов, служащий советской комендатуры, Хайнбург <…> Австрия, планирует дезертирство в течение месяца. Побег организован Usage (криптоним Отто фон Большвинга. – «НГР»), ван Куцемом, Евгенией Достоевской и невестой Гаврилова – Анной Лечнер. Гаврилов отправится в Салезианский монастырь…»
Во время командировки в Вену Гаврилов, едва сойдя на железнодорожной платформе, поспешил не в советскую военную комендатуру, а, переодевшись в туалете вокзала в гражданскую одежду, нанял такси и отправился в сторону острых готических шпилей Салезианского монастыря. Аббатство находилось на территории Вены.
По соображениям конспирации решили, что в монастырь Гаврилов войдет не через главный, а боковой вход. Дежурил в тот вечер пожилой монах, который на приветствие гостя ответил вежливым кивком и поинтересовался у 33-летнего крепкого мужчины, говорившего по-немецки со славянским акцентом, что тому угодно.
– Я – Федор из Хайнбурга, – объявил Гаврилов.
Это было даже не представление, а скорее пароль, о котором был предупрежден монах. Незатейливо, но безопасно: «Fjodor aus Hainburg»
Зазвенела связка ключей, металлическая калитка, врезанная в большие ворота, распахнулась. Гаврилов молча следовал за черной сутаной. Стемнело, и белый воротник монаха был маячком для Гаврилова.
Настоятель монастыря Антон Шмидт встретил беглого сержанта у гостевого домика, но заходить внутрь не стал. Ограничился любезностями:
– Надеюсь, вам будет у нас хорошо. Филипп позаботится о трапезе. У вас в комнате есть Библия, вам будут приносить свежие газеты.
– Большое спасибо…
Гаврилов замялся, он не знал, как обращаться к священнику такого ранга. Сержант был православным, пусть и с партбилетом в кармане – в Тамбове его тайно крестили родители в младенческом возрасте. Было это то ли в 1918-м, то ли в 1919 году. Вот и в католическом храме, который он посетил на следующий день в сопровождении того же Филиппа, он крестился по-православному.
Салезианский монастырь в Вене служил
перевалочным пунктом для советских
перебежчиков. Фото Манфреда Вернера
Сотрудничавший с ЦРУ настоятель монастыря Антон Шмидт был в курсе только части операции – накануне он получил через курьера письмо, которое по прочтении бросил в камин, специально зажженный для того, чтобы уничтожить секретное послание. В нем сообщалось, что в гостях у настоятеля несколько дней поживет «Федор из Хайнбурга», которого потом увезет машина в американскую зону оккупации. Гость должен быть в безопасности, о его нахождении в монастыре должно знать ограниченное количество людей.
Риск был немалый, ведь монастырь находился в федеральной земле Нижняя Австрия, в советской зоне оккупации. Аббатство жило как на вулкане: опасались, что в любой момент новые власти потребуют отдать часть зданий под нужды советских оккупационных войск. Как это случилось, например, с Калксбургским колледжем Непорочной Девы, что тоже попал в «русскую зону». В его стенах местный рабочий класс уже вовсю штудирует историю Компартии Австрии и марксизм-ленинизм – в партийной школе, которая разместилась в иезуитском учебном заведении. В любой момент могли нагрянуть с инспекцией и в Салезианский монастырь и начать присматриваться к помещениям…
Полученная в венской резидентуре ЦРУ телеграмма от Шмидта с текстом из двух слов – «Telegramm erhalten» – (нем.: «Телеграмма получена») дала понять: все прошло без осложнений, Гаврилов в монастыре.
Сослуживцы знали, что Гаврилов накануне крепко поскандалил с невестой (конфликт был инсценирован сержантом и Анной у здания комендатуры специально на глазах свидетелей). В комендатуре решили, что его отсутствие на рабочем месте каким-то образом связано с личными неприятностями. Это помогло беглецу запутать следы и выиграть время.
Несколько дней Гаврилов томился от безделья, читал австрийские газеты, листал Библию на немецком… Наконец, поступил обговоренный планом операции сигнал о переезде в американскую оккупационную зону, где его ждал сотрудник ЦРУ по фамилии Ван. Этим сигналом было письмо Евгении Достоевской, которое подтвердило перебежчику, что он переходит в руки американцев. Отложив газеты и Библию, Гаврилов прочитал короткое письмо: «Милый Федя! Податель этой записки наш и Ваш друг. С ним Вы свободно можете путешествовать и верить, как нам. Он Вас привезет к нам. Счастливой дороги. Ждем Вас. До скорого свидания. Ваши друзья. Женя».
Вскоре «милый Федя» благополучно прибыл в зону американской оккупации Австрии, а затем на военном самолете – в США. Из документов не ясно, но скорее всего с ним (или вскоре за ним) последовала и его невеста Анна.
Какой ущерб нанес своей Родине перебежчик, какие секретные сведения он сообщил американцам, сегодня не сосчитать, не имея на руках документов об этих «утечках». А их-то как раз не рассекретили, во всяком случае пока. Документы из архива ЦРУ, которые стали доступными, называют имена (их немного) наших бывших соотечественников, ушедших в США через сеть Отто фон Большвинга.
Сеть рвется
Отто фон Болшвинг в созданную им сеть привлек помимо Марселя ван Куцема несколько католических священников достаточно высокого ранга. Среди тех, чьи фамилии рассекречены: Отто Мауэр – профессор теологии, генеральный секретарь католического движения в Австрии; Хьюго Монтжой – иезуитский настоятель в Граце (юго-восток Австрии); Людвиг Фродль – бывший секретарь ватиканского нунция архиепископа Джованни Деллепиана; Эломер Рейс – руководитель Венгерского отделения Ордена иезуитов; Золтан Варга – руководитель Венгерской академической молодежной организации в Австрии, церковный советник Венгерской католической студенческой ассоциации, Джозеф Загон – Апостольский куратор венгерских беженцев.
Но со временем сеть Болшвинга стала рваться и распадаться, католические священники всё менее охотно участвовали в сомнительных мероприятиях, особенно когда в прессу просочилась информация о нацистском прошлом бывшего гауптштурмфюрера СС, одного из авторов и разработчиков плана проведения Холокоста. После того как австрийское правительство получило ответы на ряд запросов из разных стран о деятельности фон Болшвинга во время войны, его репутация рухнула. Болшвинг при поддержке ЦРУ эмигрировал в США. В 1959 году он получил американский паспорт. И в этом же году программа «Redsox» по незаконной переброске перебежчиков и эмигрантов в СССР в качестве агентов ЦРУ была завершена. Наступала эпоха научно-технической разведки (авиация, спутники и так далее), она потеснила устаревшие формы шпионской деятельности.
Болшвинг занимался в Америке фармацевтическим и химическим бизнесом. Но в конце концов американцам удалось собрать обширное досье о его нацистском прошлом, и Министерство юстиции США в 1981 году стало добиваться депортации фон Болшвинга из страны. Но он всех «переиграл»: в том же году умер в возрасте 72 лет.
А вот что потом сталось с Евгенией Достоевской-Щукиной, где она жила и чем занималась – неизвестно. В некоторых работах, посвященных семье Достоевских, отмечается, что она скончалась после 1963 года.
Екатерина Достоевская – сноха великого писателя, с которой в оккупированном Крыму чуть было по ошибке не расправились советские партизаны, спутав ее с Евгенией Достоевской, кропотливо, много лет живя за границей – в Румынии, а потом во Франции – собирала материалы о коллаборационистке, опозорившей фамилию. Но после смерти Екатерины Петровны весь собранный ею материал о Достоевской-Щукиной исчез. До сих пор не найдено ни страницы из этого досье. Темная, как говорится, история.
После Достоевской-Щукиной осталось несколько книг воспоминаний, как сегодня доказано, путаных и лживых, о ее жизни в СССР, а также распечатки ее выступлений по радио в Крыму с восхвалением Гитлера. Теперь достоянием общественности стали сводки и рапорты ЦРУ, в которых, кстати, отмечается родственная связь Евгении Достоевской с писателем Достоевским. Возможно, в спецслужбе считали престижным и лестным то, что удалось завербовать агента с фамилией, известной во всем мире.
Источник: